Публицист, остро чувствующий сельскую новизну, подчас вступает в полемику со своим же братом-журналистом в тех случаях, когда тот мыслит в рамках устаревающих схем и установлений. Он, например, считает, что местные газеты занимаются описанием опыта одиночек без учета коллективного опыта, к тому же нередко делают это поверхностно и бесстрастно. И снова намеренно заостряет свою мысль публицист:
«Давно минули времена, когда к а ж д ы й полевод или доярка, комбайнер или тракторист, прочитав о передовом опыте, мог применить его на своем месте. Сегодня он, рядовой, не может сам, по личной инициативе, использовать этот опыт, ибо технология ему предписана специалистом».
Да, передовой опыт теперь зачастую складывается в условиях технологического конвейера усилиями целого коллектива. Иван Васильев и сам учитывает это в своей творческой практике. Его герои непременно действуют сообща, вводят новшества коллективно. В этом отношении интересны наблюдения писателя за работой звеньев Героев Социалистического Труда братьев Чистяковых, хозрасчетной тракторной бригады Николая Тарантасова. В частности, автор отмечает качественно новую роль экономической службы: экономист сегодня также становится непосредственным организатором производства. Механизаторы теперь очень зависимы от четко налаженного индивидуального экономического учета их работы. Этот учет, по мысли писателя, как бы «постоянно беспокоящее устройство», зеркало и вместе с тем стимул для повышения качества работы всех и каждого в отдельности.
Писателя тревожит и такая негативная тенденция организационных новшеств, как утрата принципа артельности. Еще в сравнительно недавнюю пору, которая у всех на памяти, все важные вопросы в колхозах решались миром на общих собраниях, каждый мог высказать свое мнение, поспорить, каждый знал ход колхозных дел, четко видел работу соседа. Теперь, когда сельская экономика становится комплексной, интегрированной, собрания в колхозах стали редкими, решение больших вопросов все более отходит к правлению или собранию уполномоченных. И есть опасность, как бы рядовой труженик еще более не отключился от общих забот коллектива.
Как тут быть? В каких новых формах осуществлять принципы артельности? Ведь осведомленность и участие каждого члена коллектива в решении коренных проблем колхоза, кроме всего прочего, является непременным условием воспитания подлинного хозяина земли. Публицист оставляет этот вопрос открытым, приглашая читателей к совместным размышлениям. Он пуще всего опасается быть поверхностным, предостерегает от чрезмерной поспешности в выводах и заключениях.
Иван Васильев по-писательски очень чуток и к взаимовлиянию экономики и нравственности. Он нередко описывает, как иные экономические процессы отражаются «на нервах», на психологии людей. В очерках «Проблемы сельского района» писатель возвращается к рассказу о том, как сельским руководителям приходится изворачиваться, ловчить, использовать всякого рода «блат», а порой и прямой «товарообмен» при все возрастающем строительстве так называемым хозяйственным способом. Планирующие органы не обеспечивают такие сельские стройки материалами и оборудованием, вот и приходится рассчитывать только на свою «пробойную силу». Порой возникают аморальные, конфликтные ситуации, принципиальность уступает место приятельству, вступает в силу принцип «я — тебе, ты — мне», начинаются подношения, угощения и т. д. Утрата принципиальности порождает делячество Вот как один пробел в системе сельского экономического планирования способен искривить человеческие души!
«Привыкание к уродливому явлению — симптом опасный, — говорится в «Проблемах одного района». — Человек делается р о б к и м. На первый план выступают л и ч н ы е с о о б р а ж е н и я, или интересы общего дела приносятся в жертву сиюминутной «выгоде»…
Робкий человек боится всякой свежей мысли. Робость обеспечивает ему покой, а он очень обожает спокойную жизнь, без волнений и риска. Не надо думать, что робкий человек — это тихий. Скорее наоборот: он любит шумные кампании, он изобретателен по части «мероприятий» и «починов», он деятелен в речах, энергичен в указаниях. И абсолютно глух к тому, что происходит «внизу», что предлагают практики, что диктует производство. Его робость особого свойства, ее исток материален — личное благополучие, не зависимое от результатов производства, она — чиновничьего происхождения».