Земля Святого Витта

Кто бы подумал, что у него такое простое имя — Борис Тюриков. И кто, глядя на его лицо, определил бы его национальность: сравнительно темнокожий, горбоносый, но при этом — начинающий седеть блондин. Кто подумал бы, что его тонкие, без лепных-рельефных бицепсов руки легко взваливают на спину шестипудовую пару мешков, с которыми предстоит топать не одну тысячу верст. Кто подумал бы, что этот интеллигент с вечным прищуром — настоящий офеня, с тридцатилетним стажем ходьбы от Лисьего Хвоста до Кимр и Арясина и обратно. Конечно, никто бы не подумал. Но все основные Стражи Норы, да и покупатели во Внешней Руси об этом знали. Среди почти трех тысяч русских офеней он был такой один. Никто не опасался, что от него можно ждать чего-нибудь неожиданного. Его терпели именно за необычную манеру торговли: чуть ли не единственный из офеней, он торговал прочим, иначе говоря — не молясинами. Он закупал в Киммерионе резные шахматы, бильярдные шары и кии, комплекты «костей» для игры в домино и в мацзян, резные веера, ожерелья, очелья, браслеты декоративные и для часов, булавки для галстука и для девичьей косы, словом, все, что продолжал по старой памяти производить на экспорт город — даже чесалки для спины в форме длинной птичьей лапы и портсигары, приспособленные для хранения хоть бутербродов, хоть зубочисток. Борис в одиночку насыщал этими киммерийскими товарами рынок Внешней Руси, но зато его мешки порою бывали потяжелей, чем у простых офеней, привычно несущих в одну сторону — молясины, в другую — японские телевизоры и пшеничную муку.

Родом он был из Архангельска, там по сей день оставалась у него кое-какая четвероюродная родня с той же фамилией, вроде бы происходящей от старого слова, означавшего не то «сумку», не то «мешок». Когда услышал он зов в душе (в ранней юности по такому зову кто в монастырь идет, кто в бандиты, кто в генералы, кто в офени), то первые собственноручно сшитые мешки сам назвал «тюриками». Ноги сами повели его сперва за пшеничной мукой, которой не очень-то просто было в те годы укупить пять пудов, а потом — по невидной Камаринской тропке на юго-восток, тем самым путем, каким за почти три столетия до него по пьяному делу вполне случайно проехал государь Петр Алексеевич. Как и всех иных юных, впервые пришедших в Киммерион без гасла, иначе говоря, не зная пароля, усадили его на Лисьем Хвосте под четырехстороннюю перекрестную беседу и допрашивали — как положено в таких случаях — таможенник, священник, мирянин и офеня; последний, как всегда, был избран просто — старший по возрасту из оказавшихся в Киммерионе в тот день. Допрос велся непрерывно и вголодную, трижды двенадцать часов, по истечении какового Борис и был единогласно опознан как настоящий новый офеня, получил из специально существующего для таких случаев резерва выплату киммерийскими деньгами за принесенную муку, и отпущен с миром: знакомиться с городом, закупать товар, отдыхать понемногу перед уходом во Внешнюю Русь с молясинами.

И все было буднично, лишь одним удивил таможенников Борис, когда предъявил укупленное для досмотра. Он не взял не только молясин, не взял даже семги или лососины, не взял ни пушных товаров, ни даже точильного камня. Он набрал восемь пудов безделушек, как называли в Киммерионе эти товары, что годами пылились в лабазах на Елисеевом Поле и редко-редко расходились по очень низким ценам среди собственно киммерийцев. Нечего удивляться, что и Борису они достались за бесценок, хотя иные были сработаны декады три-четыре лет тому назад, да вот с тех пор так и не нашли покупателя. Но свод таможенных правил никак экспорт подобных товаров не ограничивал — столетиями выносили офени из Киммериона именно такое и такому подобное — задолго до того, как все было вытеснено молясинами. Стражники посоветовались с офенями, потом с резчиками и торговцами, и неожиданно бодро выдумку Бориса одобрили. Потому как нечего неходовому товару пылиться. Все одно из уже готовых вееров молясину не сделаешь, а сделаешь, так офени побрезгуют. А тут мамонтовая кость, рыбий зуб, кованое серебро. Пусть берет, пусть несет. Бориса проводили с наказом: непременно идти в город Арясин, да закупить там кружев. Мука — мукой (телевизоры тогда уже были, но далеко не японские — и моды на них особенной не имелось), а дочку замуж ведь и не отдашь без двух пудов арясинских кружев! А уж если к Мачехиным подход найдет, да у них кружева покупать станет — пусть тогда хоть все веера унесет из Киммерии, все бильярдные шары. В Киммерии прохладно и так, а шары по столу катать ни у кого времени нет.