Земля Святого Витта

А по правую руку… тьфу, по каждое правое крыло простиралась Азия. В ней уже который год прятался Призрак, периодически забегавший в Европу и, пользуясь известной степенью безнаказанности, мутил разную воду, норовя перекроить границы, преимущественно на Балканах, — в других местах ему просто давали под тазовые кости сапогом. Призрак раздражал нормальных людей несказанно: ветхое его одеяние (и учение — тоже ветхое, мертвое, дурно пахнущее), нудное бормотание, маниакальная страсть «избрать президиум», воспоминания о судьбоносной конференции в неведомом году — и слезы, слезы, которыми он заливал Европу, требуя вернуть «паровозик», иногда «локомотивчик историйки», а чаще — «броневичок» и прочие игрушки маразматика. И находились другие маразматики, избирали президиум — и получалось в точности то, что сейчас отхаркнула над Уральским хребтом Главная Стимфалида: «А паразиты — иногда!» Пора было кончать эту «иногду».

Официально Российская Империя лишить гражданства призрачную ублюдину не могла потому, что нельзя лишить того, чего никогда не было, того, что почти триста миллионов живых людей все-таки имеют. Предикторы от разговоров на эту тему отмахивались: тот, что жил в Америке, сообщал: «Предмет исчерпает себя быстрее, если ничего не делать». Тот, что жил в Южной Африке, предлагал собрать всех призракопоклонников на отдельно взятом острове Колгуеве и дать им возможность построить то, что они хотят построить в своей отдельно взятой партии. Тот предиктор, что обитал в России, бросал трубку со словами: «Не мешайте мне играть». Кажется, первый ответ стоил второго и оба уступали третьему. И тогда Большой Человек, ведающий Нервами Государевыми, призвал Человека Мощного, Повелевающего Самонаводящимися Крылатыми Стимфалидами. Повелеть один человек другому ничего не мог, но — попросил. Обещано было, что птицы Эту Гадость поищут и при случае расклюют к едрени матери. Но попросил на выполнение год. Больно велика Россия, больно мелка цель. Пришлось соглашаться.

В документах стимфалиды именовались Особым Звеном Патрулирующих Истребителей. Умели они одно: патрулировать границу между Европой и Азией, их племя отрастило две головы (еще неизвестно, справился бы с ними Геракл теперь, — в тот раз у них по две головы не было), одна глядела в Азию, другая в Европу, и всегда двухголовым птицам было о чем поболтать самим собой, а то и поцапаться; был в их стае — давно, правда — даже один приступ евразийства. Ну, сдали птицу в металлолом, продали за границу, потом, на ней катаясь, одна экс-принцесса навернулась с летальным исходом. Стимфалиды это точно знали. Никуда нельзя вольной стимфалиде с границы Европы с Азией. Из Греции в Колхиду от лишнего шума улететь пришлось, потом с Кавказа — ну, и хватит. Шума стимфалиды не любили. Они с ним боролись. И сами старались лишний раз не шуметь. Впрочем, границу Европы и Азии они стерегли в основном в северной части, лишь изредка совершая пролеты над рекой Урал (бывший Яик, — говорят, скоро опять обратно переименуют) до Каспия — и вновь отбывали на север.

Тот кусок, что расположен между Гирканским и Эвксинским Понтами птицы патрулировать не желали, покуда морям нормальные названия не вернут. Да и воспоминаний о Кавказе с эллинских времен птицы сохранили немало, все — скверные. Шумно там. То ли дело Урал. Слева… Справа… Словом, более-менее и там и там — тихо. Стимфалиды старались следить, чтобы здесь было еще тише. Особенно на самом севере, где горы кончаются и стеречь границу вовсе некому. Ну, и к югу от Чердыни. В промежутке… А в промежутке птицы резко набирали высоту: здесь возлежал вытянутым колечком их старший ровесник, исхудавший Великий Змей, и обнимал милую его сердцу речку, на берегах которой кто-то жил — но тихо жил, и стимфалиды туда не совались. Из области, вокруг которой обернулся змей, одиноко торчал двойной зубец, увенчанный старинным замком. Здесь было запрещено задерживаться, но глянуть туда четырьмя глазами каждая из тридцати девяти стимфалид страстно желала, ибо владелец замка, граф Сувор Палинский, долгожительством решил сравняться и со Змеем, и с ними, медноперыми птицами. Порою птицы видели сухонькую фигурку графа, прыгающую с обрыва вниз, в непроницаемый для зрения туман, — а иной раз удавалось увидеть, как та же фигурка появляется из тумана и бежит вверх, только кудри седые по ветру вьются.