Земля теней

На похоронах отца Генри не было, поскольку он был вынужден остаться в постели. Во-первых, неудачный подъем по лестнице, о котором он и думать забыл, привел к весьма серьезным последствиям – теперь Генри предстояло провести в постели не менее месяца. Во-вторых, шок от случившегося был так силен, что совершенно подорвал нервы капитана Грейвза, какими бы сильными они ни были – от этого нервного потрясения ему предстояло лечиться несколько месяцев. О том, что происходило в доме, он узнавал от старого дворецкого Томсона, потому что ни мать, ни Эллен не приближались к нему в те скорбные дни. Он слышал шаги плотника, пришедшего обмерить тело его отца; он слышал, как принесли гроб; на следующий день снизу донеслись рыдания слуг и домочадцев, которые, по обычаям Рошема, оплакивали своего лорда в главном зале дома. Он слышал, как рабочие прибивают под окном умершего баронета мемориальную доску. Наконец, услышал Генри и грохот экипажей и катафалка, а затем, немного погодя, звон колоколов, извещающий о том, что сэр Реджинальд Грейвз, лорд Рошем, упокоился на семейным кладбище среди костей своих предков.

Обида родных была столь велика, что никто из них даже не позвал его в последний раз взглянуть на покойного отца, уже лежавшего в гробу. Сначала он и сам не хотел этого, но на вторую ночь природа взяла свое – и он решил сделать это самостоятельно, отдавая священный долг, который следовало бы разделить с овдовевшей матерью и сестрой. Превозмогая боль он поднялся с кровати, положил в карман халата свечу и спички и захромал на своих костылях через тихий коридор в комнату, где лежал покойный. Запах цветов был настолько удушающим, что Генри снова едва не лишился чувств. Придя в себя, он закрыл дверь и зажег свечу, а затем подошел к постели, на которой, почти полностью скрытый под цветами и смертными пеленами, лежал его отец. Дрожащей рукой Генри отвел покрывало, открыв лицо покойного. Теперь оно было спокойно: никаких следов мучительного горя, исказившего его черты в момент смерти, не было. Несмотря на белоснежные волосы, отец выглядел даже моложе, чем при жизни… даже чем в дни детства Генри.

В грустном и торжественном молчании Генри смотрел на того, кто дал ему жизнь, и печаль омывала его сердце. Он прикрыл глаза рукой и молился, чтобы Бог простил его за боль, которую он причинил своему отцу в последний час, и чтобы отец тоже простил его в том краю, где все обо всем знают, где нет ни печали, ни зла – ибо там он должен был узнать, что Генри не мог поступить иначе. Что ж, он пожинал то, что посеял – и ему ничего не оставалось, как только принять это со смирением.

Затем он с большим усилием поднялся по ступеням к самой кровати и осторожно поцеловал ледяной лоб отца.

Опустив покрывало, Генри погасил свечу и повернулся, чтобы уйти. Открыв двери, он увидел в коридоре молчаливую фигуру, закутанную в черное – это была его мать. Она подошла к нему с холодным и бесстрастным видом и хотела, кажется, что-то сказать.

– Тогда, я боюсь, мне нечего больше сказать

Тут она разглядела его лицо – искаженное горем и залитое слезами – и взгляд ее смягчился, потому что она поняла, как страдает ее сын. Тем не менее она так и не произнесла ни слова, и в этой мрачной тишине, которую нарушал лишь стук костылей, Генри осторожно обошел ее и скрылся в своей комнате.

После похорон семья нарушила на некоторое время заговор молчания вокруг Генри, поскольку его присутствие было необходимо во время оглашения завещания. Эта церемония состоялась в комнате новоиспеченного баронета, в которой собрались юристы той фирмы, которая с переменным успехом вела дела семьи Грейвз на протяжении нескольких поколений, вдова, Эллен и Эдуард Милуорд. Низко поклонившись Генри – отныне сэру Генри, адвокат сломал печати на конверте… и начался фарс. Фарс – ибо завещание это было написано и запечатано двадцать пять лет назад, когда положение семьи было совсем иным. Говорилось в нем, что все земли и имущество, а также недвижимость переходят старшему сыну сэра Реджинальда с последующей передачей его потомкам, в случае же его смерти бездетным – к Генри. Вдове назначалось пожизненное содержание – 800 фунтов в год, в дополнение к доходу, получаемому ею от ее собственного состояния, которое – увы! – было давным-давно растрачено. Предусмотрены были выплаты младшим детям – десять тысяч Генри и восемь тысяч Эллен – которые должны быть выплачены из личных средств наследника или, если их окажется недостаточно, из арендной платы за земли и имущество, как это было предусмотрено в брачном соглашении сэра Реджинальда и его жены. Далее следовали отдельные распоряжения по небольшим выплатам и семейным реликвиям и, наконец, Реджинальд, а в случае его смерти – Генри – провозглашался законным наследником.