В комнате темнело. Косые лучи солнца, исчезавшего за крышами домов, протянулись сквозь паутину филейной занавески, освещая зеркало, смятую шляпу, Андрея Ильича на каминной доске и часики с отбитой ножкой. Торопливо тикая, они отмеряли минуту за минутой, деловито, будто мимоходом, звякнули в половине шестого.
— Андрей Ильич, — тихо позвала Елена, и голос ее невольно дрогнул. — Андрей Ильич, вы слышите?.. Мы все равно должны расстаться… Даже если бы я не уезжала. Я не хочу лгать вам.
Книжников встал и обернулся к ней стремительно.
— Елена! — сказал он резким, деланным тоном, — я вас понял… Почтенно! Достойно уважения!.. Лгать, конечно, не надо!..
Слезы перестали бежать из его глаз, но углы рта продолжали истерически вздрагивать.
— Вы решили, Елена? Вы хорошо подумали?..
Он протянул к ней руку быстрым, безумным жестом.
— Я не хочу, чтобы вы шли по вашей дороге одна, без помощи и поддержки. Я не могу допустить этого! Мне ничего не надо… Ни любви, ни дружбы вашей! Но не уходите от меня!.. Елена!..
— Успокойтесь, Андрей Ильич, — сказала она, — успокойтесь. Идите… Мы поговорим еще… до моего отъезда. Сейчас вы не можете рассуждать спокойно.
Он резко заложил руки в карманы.
— Нет!.. О чем мы поговорим? Какая разница — сегодня или через два дня? Вы… Едете, Елена?.. Совсем?.. Навсегда?..
Знакомое чувство жалости к нему наполняло душу Елены. Еще слово, еще шаг, и решимость ее поколеблется. Она заставила себя быть твердой.
— Да, Андрей Ильич. Я решила.
Губы Книжникова перестали вздрагивать. Андрей Ильич вдруг как-то опустился и съежился. Он постоял, бессильно уронив руки, потом неловко собрал свои покупки со стола и молча, как автомат, вышел, забыв шляпу на камине.
— Что ты скажешь теперь? — спросил Тенишевский, едва они вышли из квартиры доктора.
— Да, — сказал Дорогов, — сомнений не остается. Что ж, поедем в Гуй-Чжоу. Все равно, я собирался отдохнуть это лето. На службе мне дают отпуск на четыре месяца. Можно им воспользоваться. А ты? Да впрочем, что я спрашиваю. Ясно, что бросишь все и поскачешь. Разве ты иначе когда-нибудь устраивался?
Тенишевский засмеялся.
— Я как раз так и собираюсь поступить. Объявлю, что поехал на дачу и закрою контору на лето. Пару клиентов потеряю, — не велика беда.
Автомобиль, ровно стуча мотором, несся по широкой, слабо освещенной Рю Ляфайет.
— Ты домой? — спросил Дорогов.
— Нет, я сегодня приглашен на dinner. А ты? На печь лапу сосать? Хочешь, прокатимся? По Ханчжоускому шоссе и назад? А?
— Я никуда не спешу, — ответил Павел Александрович, — валяй!..
Тенишевский прибавил газа. Мимо замелькали тени деревьев, высокие темные дома и, на перекрестках, аннамиты-полицейские с распростертыми руками.
— А как же с финансистом? — спросил Дорогов. — Ты это считаешь пустяком, но все-таки? Тише ты, сумасшедший!..
Валериан Платонович резко затормозил и свернул в сторону, чуть не выскочив на тротуар. Тормоза взвизгнули. Впереди, под самыми фонарями, заметалась испуганная фигура рикши.
— Черт!! — воскликнул Тенишевский. — Под колеса так и лезет. Мошкара! Нарочно, чтоб потом требовать за увечье… Знакомое дело!
Он распахнул дверцу автомобиля и сердито выругался вслед поспешно удалявшейся коляске рикши.
— Да ты сам полегче, — заметил Дорогов, — несешься ведь, как угорелый. А им твои гудки и фонари ничего не говорят. Это для них невразумительно.
Валериан Платонович выправил машину и снова дал полный ход.
— Ничего! — заключил он. — Обошлось. Хочется покататься как следует. Настроение хорошее.
Он еще поддал ходу. Автомобиль вылетел на прямое, как стрела, Ханч-жоуское шоссе.
— Ну, смотри, — сказал Дорогов, — чтоб не попали мы вместо Гуй-Чжоу — в участок.
Они неслись сквозь вечерний сумрак. Дорогов, откинувшись на сиденье с трубкой в зубах, заложив руки в карманы. Тенишевский, — наклонившись к рулю, пристально глядя вперед. Яркие фонари автомобиля раздвигали пелену быстро спустившейся тьмы, из которой навстречу им бежала лента дороги. Силуэты деревьев казались черными.
— Так ты о финансисте беспокоишься? — спросил Тенишевский, не поворачивая головы. — Зайковский говорил, что платиной могут заинтересоваться англичане. Великолепно! Как раз подходящий человек есть. Можно попробовать.
Дорогов вынул трубку изо рта.
— Кто же это такой? У тебя всегда нужные люди под рукой, как в коробочке у фокусника.
— Это интересная личность, — отвечал Валериан Платонович, — сэр Арчибальд Хеддльсбюри, отставной английский полковник. Официально — проживающий на покое почтенный джентльмен, на самом же деле, — один из вершителей колониальной политики Лондона. Если клюнет — мы сможем купить столько бурильных машин, что иссверлим все Гуй-Чжоу, как швейцарский сыр.
— Не знаю, не слыхал, — сказал Дорогов, — впрочем, после того, что говорил Зайковский, я думаю, что ты прав: для будущего не важно, кто будет финансировать разведывательную экспедицию.
— Для будущего? — усмехнулся Тенишевский. — Да и для нас с тобой тоже. За одни сведения, которые мы привезем оттуда, мы выручим, знаешь, — столько да еще полстолько.
Он весело засмеялся.