Земля Тиан

Он встал и заходил по комнате.

— Это — старая история, знакомая еще по России… Пока проект — никому не нужно. И денег не дадут и экспедицию не разрешат. Но когда платина станет фактом, — оторвут с руками!!..

Он остановился против стола.

— Точные данные, вот что надо! Разведывательную экспедицию! Пусть хоть сам черт ее финансирует, это не важно… но она необходима! Пробраться в Гуй-Чжоу я сумею, сохранить все в тайне до поры, — тоже смогу. За Павла — ручаюсь. И когда мы возвратимся с точными материалами в руках, найдутся капиталисты и среди китайцев! Не могут не найтись!.. Но нужна экспедиция, нужны изыскания! Нужны деньги на это!!.. Ян Янович! Поддержите меня своим авторитетом, дайте мне сведения, которыми я смог бы хлопнуть по столу, чтобы достать деньги на экспедицию! Без этого ведь мне никто не поверит!! Вот в чем дело! А тогда — я переверну вверх дном весь Шанхай и найду человека, который раскошелится!

В течение всей этой бурной речи доктор внимательно смотрел на Тени-шевского и Павел Александрович с удивлением заметил, что по мере того, как тот говорил, на лице старика все яснее проступало доброе, отечески-ласковое выражение. Он как будто любовался горячностью и стремительностью Валериана Платоновича.

Когда Тенишевский умолк, доктор несколько минут курил свою сигару, потом встал и положил ему руку на плечо.

— Пробуйте, Валериан Платонович! Бог вам в помощь!

Он наклонился к карте.

— Ян Янович, — остановил его Тенишевский, — поедемте с нами!

Зайковский улыбнулся.

— Я стар, дорогой мой, мне шестьдесят третий год. На своем веку я достаточно поездил, многое узнал и увидел. Теперь Китай интересует меня с другой стороны. Со стороны вековой мудрости его. Если хотите, я поделюсь с вами кое-чем и в этой области. Полезно будет вам, например, ознакомиться с учением и легендами «Фын-Шуй»[7], так как там, куда вы собираетесь, им придается большое значение. Но сам я не поеду. Помощь свою — окажу по мере сил. Данные, которые я сообщу сейчас, определят только исходную точку для ваших изысканий. Центр платинового района лежит, очевидно, несколько севернее того места, где я был. Это вам предстоит выяснить. Мои же указания будут таковы…

Дорогов и Тенишевский в волнении наклонились над картой.

— После того, как вы поднимитесь по Юань-Киану[8] и минуете город Джи-Цзян, — сказал Зайковский, водя крепким, коротко остриженным ногтем по карте, — около 109 градуса восточной долготы вы перейдете границу провинции Гуй-Чжоу, «земли Тиан»[9], как называют ее древние книги. Здесь, не доезжая сорока китайских ли[10] до городка Чен Яна[11], вы высадитесь на левый берег реки в деревушке, стоящей там, и углубитесь в горы на норд-норд-вест, все время дугообразно заворачивая к западу. Сейчас я точно укажу вам румбы по компасу и приметы в пути.

Он подошел к шкафу и отыскал на нижней полке объемистый коричневый портфель.

V

Фарфоровые часики с отбитой ножкой на камине в комнате Елены только успели торопливо отзвонить пять раз, как Андрей Ильич постучался в дверь. Вид у него был очень встревоженный, шляпа на затылке, в руках какие-то покупки.

— В чем дело, Елена, что случилось? — спросил он, в беспорядке свалив свертки и коробочки на стол и целуя Елене руки.

— Сядьте, Андрей Ильич, снимите вашу шляпу и слушайте: я уезжаю.

Елена видела, как по его лицу прошла тень, а углы рта дрогнули.

— Куда? Надолго?..

— В Ханькоу, а оттуда — по провинции… Мой контракт в «Райнбоу» кончается.

— Но ведь я говорил вам, Елена, что могу через нашего управляющего повлиять на Брайтона и ваш контракт продлят!

— Я подписала договор и уже взяла аванс, — ответила она. — Я еду на четыре месяца… Менять решение поздно…

— …Так, значит, не в этом дело… Не в контракте и не в Брайтоне, — тихо сказал Андрей Ильич. — Вы просто хотите уехать. На четыре месяца, это значит, — совсем… Да, я понимаю…

Он сел, согнувшись над столом, и принялся вертеть в руках кондитерскую коробочку. Лицо его потемнело, а глаза стали узкими и колючими.

Прошло несколько тяжелых минут.

Книжников встал и подошел к ней.

— Вы понимаете, что это невозможно?..

— Невозможно?!.. Я не люблю вас, Андрей Ильич, — сказала Елена, стараясь придать своему голосу спокойное выражение. — Никогда не любила. Вы об этом знаете. Я не обманывала вас…

Он не ответил и снова отошел на свое место у стола.

Опять наступило молчание.

— Мы только мучили друг друга, Андрей Ильич… — Она остановилась, перебирая бахрому вышитой подушки… — Рано или поздно, конец этому должен был прийти…

Книжников не отвечал.

— …Лучше и честнее — нам расстаться. Я еду для того, чтобы не было возможности встречи… Будет легче вам, если я уеду…

Андрей Ильич продолжал молчать.

Она подняла голову и увидела, что Книжников плачет.

Слезы стекали по его лицу и падали на кондитерскую коробочку большими серыми кляксами.