— …Я дал клятву… я посвятил мою жизнь великому делу… я объезжал города… деревни… говорил… звал… раздавал оружие… Там, в горах Гуй-Чжоу… крепнут крылья… Голубого дракона… На этих крыльях… моя родина вознесется… на высоту прежней силы и славы… Но меня не будет в рядах… когда час настанет!.. Моя жизнь прошла… Я умираю от руки… ничтожного человека… Жалкого!.. Труса!..
Он схватил Елену за руку своими тонкими пальцами.
— Кто эти люди?.. Зачем они едут?.. Они хотят тоже грабить мою родину!.. Как другие… как все?.. Сеять рознь, вражду?.. Пусть гнев небес… обрушится на головы их потомства… если это так… Я не могу уже… помешать. И я сам привез их… сюда!..
Брат Андре смочил лоб умирающего водой.
— Есть высшая справедливость, — сказал он, — она оценит ваш порыв и благословит его… Не призывайте проклятий неба на головы людей, простите им, пусть мир успокоит вашу душу.
Г-н Лю отбросил его руку. Глаза его блестели. Необычайный нервный подъем пересиливал, казалось, подступавшую к нему смерть.
— Что знаете вы о мире души?.. Вы пришли… учить нас смирению… справедливости… Вы?.. Европейцы?..
Бледное лицо его, искаженное страданием, презрительно улыбнулось. Он заговорил почти спокойно, страшным усилием воли превозмогая боль и душевное волнение.
— Только в сильную душу… входит мир. Мир — это мудрость… свет… небо… о котором вы только… говорите… Вы не научились еще этой мудрости у нас… Вы далеки от неба… как земля… которой вы хотите… управлять!
Он уперся обеими руками в кровать и почти сел.
— Монах, — сказал он строго, глядя прямо в лицо брату Андре. — …Там, на столе… письма… последние мои мысли… Доставьте дяде… Цай… Лин Хану… Возле меня нет близкого человека… У меня нет выбора… Я доверяюсь вам… На конвертах… адрес.
Он тяжело, через силу глотнул воздух.
— Теперь… уйдите… И вы… даже вы… мисс Елена… Судьба велит мне кончить жизнь среди вас… европейцев… но я сумею… умереть… один… Уйдите!..
Он протянул руку. Слабая искра жизни угасала в нем с каждой секундой. Одно напряжение воли еще поддерживало умирающего, и эта последняя сила теперь покидала его, мерцая предсмертными вспышками. Но глаза все еще горели, с почерневших губ срывались слова.
— Мисс Елена… и вы… монах… уйдите… оставьте меня… Я… умру… один… Пусть похоронят в стране… моих… предков… в земле… Тиан!..
Что-то будто оборвалось в нем, как туго натянутая струна. Руки, на которые он опирался, безжизненно подогнулись, голова откинулась назад. Брат Андре и Елена бросились к нему. Он оттолкнул их, последним отчаянным усилием снова вцепился в край кровати и заговорил по-китайски.
Потом, словно торжественно клянясь, г-н Лю поднял руку над головой и упал навзничь без сознания.
Началась агония.
Девушки собрались вокруг стола во дворике, прислушиваясь и ловя шепот и шорохи, доносившиеся из комнаты, где умирал Лю. Терентий понуро стоял в стороне. Тася безучастно чистила ногти замшевой подушечкой. Тенишев-ский, заложив руки за спину, ходил взад и вперед. Дорогов облокотился о стол и сосредоточенно курил свою трубку.
Наконец, брат Андре показался в дверях.
— Помолимся о его душе, — сказал он негромко.
XI
Улицы городка Джи Цзяна[53]
были пустынны. Хотя звезды уже заметно потускнели, в глубине узких переулков царствовал мрак. Рассвет еще только приближался.Монах шел впереди. Ручной электрический фонарик по временам вспыхивал, освещая дорогу. Павел Александрович, широко шагая по неровным камням улицы следом за ним, нес на плечах безжизненное тело г-на Лю. Шествие замыкал Терентий с чемоданом и узелком убитого.
В этот глухой предутренний час, тишина и пустота не нарушались ничем. Изредка бродячая собака бесшумной тенью проскальзывала вдоль стены, да откуда-то из-за домов доносились настойчивые, хриплые вопли петухов.