Земля в иллюминаторе (СИ)

Эрника приносила вещи для Ивары. Тави вел себя спокойнее, чем раньше, и старался ее просто игнорировать. К Хинте и Ашайте приходили родители. По их лицам и манере держаться Хинта догадывался, что все плохо. Атипа никогда не был ярким человеком, но теперь он стал еще более тусклым, словно превратился в глуповатый и выцветший призрак прежнего себя. То ли он все еще пил, то ли просто сломался — Хинта боялся спрашивать напрямую. Лика казалась усталой и злой. Но, к счастью, мучительные визиты родных происходили лишь изредка, и с каждым днем делались все короче.

Значительную часть дня они вместе и порознь проводили на процедурах и в кабинетах врачей. От офтальмолога Хинта узнал, что еще в день землетрясения им всем делали операцию на роговице. Ожоги от тендра-газа удалось залечить, но на поверхности глазного яблока остались микроскопические шрамы, которые грозили осложнениями. Чтобы избежать этих последствий, понадобилась вторая операция. Ее делали под полным наркозом, так что, к своему огромному сожалению, Хинта не увидел того хитрого оборудования, при помощи которого медики и их роботы чистили глаз от шрамов. Теперь три раза в день Хинта слеп на полчаса, так как ему под веки клали черную светопоглощающую мазь.

Консультация с психологом тоже прошла не очень гладко. Женщина, ее звали Маяна Сайва, быстро переключилась с темы землетрясения на разговор об Ашайте. У нее была способность с мягкой настойчивостью пробираться к самой сути проблемы — даже туда, куда Хинта не хотел бы ее пускать.

— Ты почти не переживаешь за себя. Единственный страх, который по-настоящему сильно тебя травмирует — это страх за брата.

Она говорила, что не сможет помочь Хинте, если тот не расскажет ей всю правду, все подробности и все обстоятельства, из-за которых он так взволнован. А он был вынужден молчать о видении золотых врат. В конце концов, он нашел компромиссный выход — пересказал ей свой недавний пугающий сон, тот, когда глаза Ашайты начали светиться. Маяна предложила ему терапию импульсных прерываний. Она осуществлялась с помощью специального аппарата — огромной белой махины, которая обхватывала голову пациента зажимами-полусферами.

— Вы увидите мои мысли? — настороженно спросил Хинта.

— Нет. Только те нейронные цепочки в твоем мозгу, которые вспыхивают, когда ты думаешь о худшем. Я нарушу их работу. Обещаю, при этом ты сохранишь всю свою память. Но страха больше не будет, и плохих снов — тоже.

Хотя она убедила его в чистоте своих намерений и в безопасности самой процедуры, Хинта все же отказался от ее услуг. Он боялся, что невидимая искра, летящая внутри этого сферического шлема, убьет какую-то важную часть его самого, сделает его кем-то другим. А он хотел трепетать от любви к брату, хотел видеть страшные картины, особенно если те касались ковчега. Даже если с физической точки зрения увиденное им все-таки было вызвано шоком, болью и впечатлением от разговоров на безумные темы — что ж, иногда ведь появляются произведения искусства, созданные больными или пьяницами, но люди все равно ценят эти произведения искусства, даже находят в них какую-то особую прелесть, которой нет в других.

По мере их выздоровления некоторые процедуры изменялись или уходили в прошлое. Барокамера стала не нужна. Жировые ванны тоже закончились, но теперь им приходилось принимать контрастный душ и купаться в воде с целебными солями. Последние корки сходили с болью, а кожа на теле еще не восстановила нормальный цвет — она казалась совсем новой, очень нежной и слишком розовой. И хотя процедур все еще было много, свободного времени оставалось все больше. К тому же, они больше не страдали от тошноты и слабости, их сон пришел в норму, и им уже хотелось некоторой активности. Они бродили по палате, надолго задерживались у окна.

В этих обстоятельствах огромной отрадой для мальчиков стал подарок Фирхайфа. У Ивары был собственный терминал, который ему принесла из дома Эрника. Хинта пробросил между всеми тремя каналы связи, так что теперь они втроем могли играть в простые игры. Им всем нравилась программа боевых стратегий «Данна», где можно было разыгрывать сражения времен Великой Зимы. Хинта по старой привычке предпочитал играть за Притак, Тави, разумеется, выбирал Джидан, а Ивара, пару раз в день, в угоду мальчикам, соглашался представлять Лимпу. Он играл так, будто игра совсем его не занимает, но побеждал чаще, чем они. Впрочем, как правило, он устранялся от виртуальных битв, и Тави с Хинтой сражались друг против друга.

Хотя Хинта открыл каналы связи ради игр, они годились и для другого. Однажды, когда игра была уже закончена, и можно было бы начать новую, Тави вместо этого прислал текстовый файл. «Есть идея. Читай тайно», — гласил заголовок.