На свою улицу Хинта входил осторожно, боясь столкнуться с матерью. Однако ему сопутствовала удача: он не встретил ни ее, ни кого-либо из соседей. Хорошо знакомый гараж показался ему опустошенным и осиротевшим, словно что-то умерло в этом месте, когда они разобрали свою лабораторию и навсегда унесли отсюда Аджелика Рахна. Мучимый странным прощальным чувством, Хинта забрал из гаража ящики с инструментами. Потеснив Ашайту, он погрузил их на Иджи и повернул к административному комплексу.
Тави был в серо-голубой кофте. Его глаза припухли от недавних слез. А его квартира, неожиданным для Хинты образом, утратила весь свой лоск. Некогда роскошная прихожая казалась грязной и разгромленной, со стен исчезли украшения, опустели полки и вешалки, на которых раньше хранились многочисленные дорогие полускафандры Эрники. От мебели остались только следы на полу. Словно ураган пронесся и забрал с собой все те мелочи, которые делают место жизни уютным.
— Только тихо, — шепотом попросил Тави.
— Почему? Она что, уже вернулась?
— Нет. Но Ивара здесь. Пока ты добирался, он, кажется, снова уснул.
Хинту словно электричеством дернуло от этих слов.
— Вы…
— Он в ее комнате. Ты не видел, что с ним было вчера в конце дня — из него будто вынули все кости. Он просто не мог дойти до своей квартиры; я заставил его поесть и уложил здесь. А потом, уже ночью, я перегнал его дрон на общую парковку, чтобы тот не маячил у моего шлюза.
Хинта замер, глядя на него. Тави, наконец, почувствовал, что что-то не так.
— Ты в норме?
— Я просто думал, — медленно ответил Хинта. — Много думал о вас двоих. И о том, что ты говорил.
Теперь уже Тави странно на него посмотрел — темный взгляд из-под припухших век, какой-то новый румянец на щеках.
— Знаешь, — сказал он, — мне очень плохо. Ты останешься?
— Конечно, — удивленно ответил Хинта. — Я же пришел.
Они бесшумно оттащили тяжелые ящики с инструментами в глубину прихожей.
— А что с Иварой? — спросил Хинта. — Это из-за его болезни, или из-за его друзей?
— Не знаю. Я хотел позвать к нему врача. Но он не согласился. Он говорит, что просто ужасно устал.
— И что ты будешь делать?
— Я не знаю, что мы все, в конце концов, будем делать. Слишком многое изменилось. И есть куча вещей, которые придется решать. А решить их можно только вместе.
— А что с квартирой? И с твоей матерью? Ты сказал, Ивара в ее комнате.
— В ее пустой комнате.
Хинта вскинул на Тави непонимающий взгляд.
— Ее вещей здесь больше нет. Она почти все забрала. Вот чем они здесь с Джифоем занимались, пока мы были в старом Шарту. Вывозили ее вещи.
— Подожди, — опешил Хинта, — ты хочешь сказать…
— Она уехала насовсем. Оставила меня одного. Оставила мне все необходимые документы. Теперь по статусу я — взрослый человек, а эта квартира — моя собственность. И еще она оставила мне прощальное видео-сообщение… Пойдем, покажу.
Хинта раздел Ашайту, и малыш, свободный от скафандра, закружился по коридору. Тави ловко перехватил его, чтобы тот не начал шуметь. В квартире царила полутьма. На одной из стен остался шрам — след от чего-то упавшего или сорванного; и у Хинты вдруг возникла уверенность, что Эрника уезжала отсюда в бешеной ярости: громила, швыряла, ломала, опустошала — и каждым жестом хотела подчеркнуть, что ее прежний дом теперь ей ненавистен.
— Знаешь, что странно? — сказал Тави, останавливаясь на пороге своей комнаты. — После того, как она разломала мои вещи, я жил здесь так, словно завтра уеду. Но вот уехала она. Моя комната так и не оправилась от погрома, но теперь, когда опустела вся остальная квартира, я почему-то снова чувствую, что это мой дом.
— Это ты от нее собрался перекодировать замки?
Тави кивнул, закрыл за ними дверь.
— Теперь можно говорить громче.
Хинта отпустил младшего резвиться.
— Это же безумие. Тебе двенадцать лет. Как она могла тебя бросить вот так? Я даже не знаю, хорошо это или плохо. Казалось, от нее невозможно избавиться, потому что она — твоя мать, и всегда будет рядом. Но вот теперь ее нет… — Он запнулся. Тави вместо ответа подошел к своему терминалу и повел рукой по сенсорам. На экране всплыло лицо Эрники. Она была совсем не такой, какой Хинта привык ее знать: без косметики, губы напряженно сжаты, глаза тусклые и пустые. Какое-то мгновение Тави в нерешительности смотрел на неподвижное изображение матери, потом передернул плечами и запустил воспроизведение. Женщина на экране шевельнулась, глубоко вздохнула.
— Ты требовал правды, — сказала она. — Я скажу тебе правду. Я всегда хотела сына. Есть люди, которых волнует другое. А я еще молодой девушкой знала, что хочу стать матерью, что хочу воспитывать сына.
Казалось, она что-то комкает руками.
— Много лет назад я встретила мужчину. Его звали Двада Руварта. Я сразу поняла, что мне нужен именно он. Не могу вспомнить, любила ли его. Но точно помню, что он меня восхищал. Он стал моим мужем. У нас появился сын. Такой, какого я хотела. И все было очень хорошо. Сын рос. Мы с мужем почти всегда могли уладить вместе любой вопрос. Мы были хорошей семьей, крепкой.
Она облизнула губы, ее лицо дрогнуло.