— Потом случилась беда. Поезд в директории Мелорра сошел с рельсов. Мои муж и сын погибли.
Раздался хруст — она что-то медленно рвала, но ее руки были за кадром.
— И тогда у меня появился ты. Хочешь знать, был ли он твоим отцом? Нет. У тебя нет отца. Хочешь знать, настоящая ли я тебе мать? Нет. У тебя нет матери. Я не помню те дни, не помню, кто тебя принес, кто тебя мне дал. Ты — дитя горя. Я ласкала тебя, оплакивая своего настоящего сына, своего настоящего мужа.
Она подняла руки и рассыпала обрывки бумаги. Те закружились в кадре, и Хинта понял, что это были клочки свидетельства о рождении Тави.
— Она… — начал он. Тави предупреждающим жестом заставил его умолкнуть. Даже Ашайта притих — женщина на экране была ему неинтересна, но он смотрел не на нее, а на лица старших мальчиков.
— Знаешь, что случилось потом? — наклоняясь ближе к камере, прошептала Эрника. — Потом я сошла с ума. Мне стало казаться, что ты и есть он, что ты и есть они оба. Мой маленький муж, мой маленький сын. Я была очень счастлива. Я тебя любила. Но ты не они — ты наваждение. — Она вдруг усмехнулась. — Ты высасывал это из меня. Ты был моим призраком, мечтой. Ты — вор, укравший мою жизнь. Ради тебя мне пришлось бросить все, уехать на юг, в эту проклятую глушь, потому что в Литтаплампе твои документы не сходились.
Она замерла, глядя прямо в камеру.
— Лишь раз я отвлеклась, лишь раз посмотрела на другого мужчину. И ты рассеялся! Ты перестал быть моим, перестал делать меня счастливой. Ты стал злым. И я вижу теперь, что такова и была твоя природа все эти годы, страшный обманщик. Ты питался всем, что я есть. Хватит. У меня будет настоящий сын. У меня снова будет муж. Не ты. Я вырастила тебя, но так тебя и не узнала, так и не поняла, что ты такое. Чем бы ты ни был, убирайся из моей жизни. Будь один. Хватит преследовать меня, вторгаться в мой мир, разрушать мои планы, пить мою кровь, воровать мои мечты и мысли. Довольно кормить меня сказками. Пора закончится этому сну, пора мне оплакать умерших и забыть о тебе.
Тави медленно отступил от терминала.
— Не смей звать меня. Не задавай мне больше вопросов. У меня нет ответов, кроме тех, которые я даю тебе сейчас. Ты отверг мое последнее предложение, мой последний подарок. Ты не хочешь жить в доме моего мужа. И, пожалуй, ты прав — тебе там не место. Ты не меняешься, не взрослеешь, должно быть, ты и не можешь взрослеть. В тебе лишь мои слезы, мои собственные детские мечты. Но я так не могу. Мне нужен живой сын, который однажды вырастет в мужчину. Мне нужен кто-то, кто без меня будет сам собой, а не моей обузой. Значит, конец нашим отношениям.
Женщина протянула руку и на мгновение замерла.
— Прощай, мой не-сын.
Экран стал темным. Хинта со свистом перевел дух. А Ашайта неожиданно подбежал к Тави и крепко его обнял. Тот, насколько позволяла разница в росте, ответил ему тем же.
— Спасибо, спасибо, — растроганно произнес он. Некоторое время они все молчали, потом Тави поднял взгляд на Хинту. — Я не знал, что он будет так меня жалеть. Если бы знал, не стал бы…
Перед внутренним взором Хинты почему-то вдруг возник спортзал — как они с Тави стояли тогда, сцепившись, и говорили друг другу плохие слова. Хинта не осознавал тогда, что его брат тоже любит Тави — какой-то своей, бессловесной, созерцательной любовью — не осознавал, что их ссора причиняет вред не только им двоим, но и Ашайте.
— Мне очень жаль, — глухо сказал он.
— Да. Я чего угодно от нее ждал, но только не… — Тави подкатил себе кресло, рухнул в него, а Ашайта забрался к нему на колени. — Ну, что думаешь?
— Не понимаю. Она что, все-таки сошла с ума?
— Она оставила мне копию свидетельства о смерти. — Тави странно улыбнулся. — О моей смерти.
Хинта дико на него посмотрел.
— Бред, — отверг он.
— Документы в ее бывшей комнате. Когда Ивара проснется, я их тебе покажу.
— А он их видел?
Тави кивнул.
— И что сказал?
— Что они настоящие. Либо, как он предположил, это подделка наивысшего качества.
— Не понимаю.
— Я тоже. Ведь когда мы были в больнице, я проверял свои гены. Тогда цель была другая — узнать, является ли Ивара моим отцом. Но заодно я выяснил, что я — сын своей матери. Я не кто-то ей чужой. Насчет своего официального отца я не могу быть настолько уверен — его данных нет в датабазе местной больницы. Но моя мать там есть. Я ее ребенок.
— Неужели она все это делает, чтобы над тобой поиздеваться?
— Слишком сложно. Хотя, если ее цель в этом, у нее получилось. Но я в это не верю. Скорее уж кто-то поиздевался над ней. Кто-то очень давно убедил ее, что я погиб. Понятия не имею, как такое можно было сделать. Но, видимо, с ней это сделали.
— Но зачем?
— Не знаю. Все это было слишком давно. Я тогда был совсем маленьким. Все это осталось по ту сторону Экватора, в каком-то другом мире.
— И что ты предпримешь?