— Я вестник! — повисая на руках охранников, крикнул незнакомец. — Я тоже ищу! Пусть сияет золотой свет! Ты наш пророк! Приди! Вернись! Мы любим тебя! За золотой свет!
Из-за машин выскочила больничная охрана. Один из этих новых охранников выстрелил бьющемуся незнакомцу в спину, и тот сразу обмяк. Охранники Ливы сбросили его на руки охранников больницы.
— Его убили? — испуганно спросил Тави.
— Усыпили, — ответил Лива. Когда вырубившегося парня потащили назад, Хинта увидел, что у того из поясницы, пониже кислородных баллонов, торчат две маленькие серебристые стрелки — дротики с транквилизатором.
Откуда-то появился проводник.
— Я извиняюсь, — залепетал он, — это обычный наркоман, они порой забираются сюда. Больница просит прощения у таких важных клиентов за этот инцидент.
— Ничего страшного не случилось, — ответил Лива. — Вам не за что извиняться, это мы нарушаем ваш распорядок.
Ивара молчал и странным взглядом смотрел вслед поверженному незнакомцу.
— Я даже не увидел его лица, — сказал Хинта.
— У него на лбу было что-то нарисовано красным, — тихо ответил Тави. — Пятно или знак.
Он оглянулся на Ивару. Но теперь Ивара вернул ему жест из лифта — чуть заметно качнул головой, отказываясь говорить. Через пять минут, когда они уже расселись в салоне роскошного такси, он напряженно посмотрел на Ливу.
— Вот почему я не могу давать интервью. Вот из-за таких вещей.
— Ты думаешь, этот парень кричал тебе? — озадаченно спросил Лива. — Но кто он?
— Я не знаю. Я ни в чем не уверен. Мне или не мне — откуда мне знать, если я не помню два года своей жизни? Что я делал? С кем был знаком? У кого прятался?
— Я могу сделать так, чтобы его серьезно допросили.
— Нет. Ни в коем случае. Пожалуйста, не интересуйся им. Пусть расплачивается только за незаконное проникновение в больницу, пусть его задержат на несколько часов или дней, промурыжат, оштрафуют и отпустят. Я не чувствовал в нем угрозы, но и не уверен, что он мой друг. Мне придется вести себя так, будто я знаю, кто он, но не стремлюсь с ним говорить. И так же я буду вести себя с любым другим, кто сейчас напомнит мне о чем-то, чего я не помню.
— Ладно, — почти сердито сказал Лива. — Но как же это…
— Что? Ломает твои планы?
— Да. И не только мои. Подумай о своих планах. Ты мог бы вернуть себе влияние. Разве не за этим ты здесь? И момент…
— Я не ищу власти. И уж точно я здесь не ради реванша над братом или новой битвы с ним, не ради новых судов и споров, не ради шумихи в прессе, не ради интриг.
— А ради чего? — съехидничал Лива. — Уж расскажи мне.
— Ради Аджелика Рахна. Потому что он — цель, а не средство. Ради наших с тобой мертвых друзей, потому что те заслуживают памяти и погребения. И ради моих живых друзей, Тави и Хинты, потому что те заслуживают жизни, а в Шарту нас всех ждала только смерть.
Тави как-то особенно улыбнулся. А Хинта подумал, что Ивара может быть нестерпимо строгим. Никогда он не говорил с ними двоими так, как он сейчас говорил с Ливой. И Лива — этот взрослый человек с измученным сердцем, благими намерениями, великолепным умом, большой властью и огромными деньгами — умолк, не в силах продолжать разговор. Но на его лице остался отпечаток обиды и протеста. Видимо, он все еще думал, что Ивара должен вести себя по-другому, делать другие вещи, заботиться о своем социальном статусе, должен шуметь и бурлить вместе с Натапумой, хвататься за текущий момент и конвертировать то мимолетное внимание, которое сейчас к нему приковано, в некую иную, более надежную и стабильную валюту — в известность, в положение. Разве не об этом сам Ивара говорил позавчера, когда они еще были в Шарту? Но Хинта знал по опыту прежних месяцев, что его друзья обладают способностью за один час переворачивать в своем уме всю картину мироздания. Что-то изменилось; Ивара что-то придумал, чего-то ждал, у него уже были другие планы.
— И как ты намерен вернуть себе память? — спросил Лива.
— Я вижу только один способ. Мои исследования. Если я восстановлю то, над чем работал в эти годы, то восстановлю сами эти годы. У меня предчувствие, что ради этого не придется никуда сворачивать. Нам с ребятами нужно совсем немного времени, чтобы додумать то, над чем мы уже думали в Шарту. Когда мы восстановим всю картину истории и мироустройства, я тут же найду свои потерянные годы.
— Я внимательно слушал мальчиков и видел запись. Это бескрайнее поле. Тебе понадобится сначала вернуть свой социальный статус, потом набрать персонал. И только во главе целой лаборатории ты это закончишь.
— Нет. Аджелика Рахна — это лучшая лаборатория во вселенной и живой исторический архив. Если нам что-то и нужно, то это воскресить его.
— Я не уверен, что Инка сможет с этим справиться.
— А я не уверен, что ее помощь здесь нужна. Мне кажется, его тело не восстановить руками человеческих мастеров. Но если дать ему возможность, он сделает это сам.
— Тебе
— Ты же слышал его голос?