Земля в цвету

Состязание молодых ученых! Никогда ни одна страна, кроме великой нашей Родины, не могла бы организовать такое состязание.

Мы читаем постоянно, что где-нибудь в Филадельфии или Балтиморе объявляется состязание курильщиков и первый приз присужден ловкачу, который, не щадя легких, курил одновременно пять папирос и еще сигару, как-то утвержденную в ноздре; что в городе Соленого озера или Буффало происходили «бега» ползающих на коленях; в Индианополисе — матч-турнир на длительность сидения на ветках; в Цинциннати — конкурс на самую молодую тещу. Но состязание молодых ученых?!

Совсем недавно, в апреле 1948 года, в Брюссельском университете состоялся ученый диспут… о преисподней. И о том, как понимать адское пламя — буквально или фигурально?

Читая это, протираешь глаза: 1948 год? Не опечатка?

Ведь диспут этот в точности подобен тем, какие когда-то, в седую старину лет этак 700 назад, устраивали средневековые университеты. Было таких университетов полдюжины во всем мире. Верхами на мулах, трясясь в тяжеловесных дорожных колымагах, съезжались на состязание знаменитейшие доктора. Было таких всего тоже два-три десятка. Дряхлые старцы, в мантиях монашеских орденов, в плоских или остроконечных шапочках — самый облик их должен был показать, как резко они отличаются от профанов, от непосвященных. Съехавшись, старцы принимались яростно поносить друг друга. Ни одна живая душа не понимала их. Они говорили на диковинной латыни, услышав которую Цицерон в отчаянии зажал бы себе уши.

Что же так разогревало их холодную кровь, давно остуженную годами и церковными бдениями?

О, это были вопросы первостепенной важности — совершенно в духе брюссельских вопросов о преисподней и адском пламени! Как надо истолковать в духе католической церкви мнение о боге и природе араба, которого называли, ошибочно произнося его имя, Аверроэс и который, в свою очередь, истолковывал мнение грека Аристотеля? И как может существовать чорт, раз сказано, что бог всемогущ и, значит, мог бы уничтожить чорта?

Разнесши в пух и прах друг друга на языке Плавта и Петрония, два десятка ученых-старцев отправлялись восвояси на мулах и в колымагах. А жизнь вокруг них шла своим чередом, как будто и не было никаких диспутов о боге и чорте.

И лишь то различие с диспутом 1948 года об адском пламени, что участники этого последнего диспута разъехались на трамваях и в машинах, купили прозаические билеты на поезд или улетели на самолетах.

Результаты соревнования молодых советских ученых оглашал на заседании президиума Академии наук СССР тогдашний президент ее академик В. Л. Комаров. По стране на призыв академии и Центрального Комитета Ленинскою комсомола откликнулось 8 тысяч человек. Целая дивизия исследователей! Почти никому из участников конкурса не стукнуло и 30 лет; были и совсем молодые — 18–20 лет.

Один учился еще в средней школе. Но, сдавая русский язык, пунические войны и решение треугольников, он уже прошел университетский курс высшей математики — да, той самой математики, которая, вероятно, казалась такой снотворной многим его сверстникам. Если бы спросить его, скучна ли математика, он ответил бы, что это увлекательнейшая вещь на свете.

Другой учился на первом курсе университета, но самые известные астрономы обсуждали его астрономические открытия.

Третий… Да ведь не перечтешь всех этих замечательных юношей!

Вот к каким результатам пришла комиссия.

Сто двадцать девять работ оказались такими, что за них можно сразу присудить ученую степень кандидата наук. О шестидесяти трех работах в комиссии отозвались, что это «совершенно нормальные докторские диссертации». Тридцать работ — это уже не просто докторские диссертации… Если бы их представили на соискание ученой степени доктора, о них говорили бы: «Какая блестящая диссертация!» — и долго обсуждали бы их потом в ученых обществах и в научных журналах.

А для трех работ комиссия не подыскала категорий. Они просто стали вне конкурса, почти хочется сказать — выше конкурса. Такие работы создают новые направления в науке.

Тогда, на том конкурсе, это оказались математические работы — ленинградца Канторовича и двух москвичей — Соболева и Понтрягина, молодого человека, который стал очень большим математиком, будучи слепым. Быть слепым и отдать свою жизнь науке, в которой, кажется, и шагу нельзя ступить без мела, доски, бумаги и карандаша!

Комиссия была права, признав, что работы этих трех молодых исследователей — явление исключительное. Все трое сейчас — крупнейшие ученые. Прошло немного лет, и С. Л. Соболев был избран академиком, а Л. С. Понтрягин — членом-корреспондентом Академии наук СССР.

Как же бесконечно талантлив наш народ, который по первому призыву бросил на аванпосты науки эту дивизию молодежи!

Вспоминая о том довоенном конкурсе, невольно думаешь о радости исследования: кого хоть раз коснется она, коснется радость узнавания нового о мире вокруг нас, того она уже не отпустит от себя.

Но даже не о премированных на конкурсе хочется здесь рассказать, а о тех, кто еще моложе, кто и для этих юных исследователей был сменой.