Но дождь не прекращается. Не прекращается два дня и две ночи. Два дня набухшие водой траурные покровы разворачиваются, слой за слоем, над Фенами; две ночи арестованные Богом звезды замазаны черным. Но мысли о горних слезах приходится вскорости отложить до лучших времен – потому что начинается наводнение. Жители Гилдси из собственного за века накопленного опыта знают, что, какой бы бурной, пугающей и закрученной водоворотами ни становилась их старушка Уза, им нечего бояться, если потоп ограничится ею одной. Два-три купца, выстроившие свои амбары слишком близко к берегу, всерьез подмокнут, но утонуть им не дадут ни в буквальном, ни, если повезет, в финансовом смысле их более предусмотрительные, а потому вышедшие сухими из воды соседи. Ничего страшного. Но если Лим переполнится одновременно с Узой, тогда обильные и мутные потоки, сброшенные первым в последнюю, возымеют эффект своего рода жидкой дамбы, из-за которой Уза сама собой потечет вспять и станет пробовать берега на прочность. По сей причине место, выбранное когда-то для того, чтобы построить Гилдси, у самого слияния двух рек, можно было бы счесть не самым удачным – если сбросить со счетов тот факт, что Гилдси стоит на холме, на древнем илистом острове Св. Гуннхильды, который со стороны может показаться так, бугорком, навозной кучкой, но и того достаточно, чтоб местный люд не перетоп всем миром.
Вода прибывает. Поначалу постепенно, шаг за шагом, потом, как закипающее молоко, начинает вдруг резко идти вверх – прямое свидетельство того, что Лим уже внес свою лепту. Лодочники у набережной Узы отвязывают чалки плоскодонок и ялов; рыбаки-угреловы вытягивают на берег сети. Товары из магазинов, мебель и всяческую животину перевозят на телегах в более безопасный район по соседству с церковью и рынком. Однако никто не в состоянии спешно переправить туда же ни гранитно-мраморные запасы Майкла Джессопа, ни его же громоздкую камнерезку, и воды потопа поглощают их, таинственным образом умыкнув несколько плит, каждую из которых не смогли бы унести даже два его дюжих работника, и бесследно уничтожив парусиновый навес – коему, в силу самой его временной, от перестановки к перестановке природы, двигаться было не впервой. Да и Питеру Катлеку, хозяину коптильни, тоже не хватает времени на то, чтобы спасти весь свой товар: две-три корзины его медяного цвета угрей неожиданно для себя возвращаются в родную стихию и плывут как умеют, на деревянный этакий манер, по воле течения.
Вода прибывает. Она карабкается шаг за шагом вверх по Водной улице. Здания в нижней ее части, как и ожидалось, уже подтоплены, и то там, то здесь, можно видеть одинокую, хоть и не без вызова, фигуру – по большей части привычную к такого рода катаклизмам – неподвижно, съежившись в комочек, сидящую на крыше. Вода карабкается выше. Она наносит тонну, или около того, грязи в спешно эвакуированный погреб «Веселого шкипера», но не доходит до «Угря и щуки», как не доходит она – к вящей радости или к вящему разочарованию той части населения, для которой наводнения, помимо общей стихийной и разрушительной их природы, суть источник забавы и повод биться об заклад, – и до отмеченного белой краской на цоколе аптеки уровня, сохранившего память о самой высшей на памяти горожан точке подъема вод, каковая отметина помимо интереса чисто исторического имеет самое прямое отношение к масштабу цен на съем недвижимости вверх и вниз по Водной улице.
В Гилдси ни док, ни пивоваренный не пострадали. Потому что братья, в мудрости своей, вложили массу сил и средств в защитные от вечной этой напасти сооружения, и вот теперь хитроумная система доковых шлюзов, заслонок и водоотводов делает свое дело. И не только они, но и два водоотводных канала, выстроенных в 1868 году к северу и к югу от города на общественный счет, но главным образом по настоянию Аткинсонов, с честью проходят свое первое испытание и полностью справляются с задачей. С воздуха (хотя в 1874-м нет еще никаких вертолетов – как нет и теленовостей с панорамными съемками окруженных водою крыш и затопленных автомобилей) Гилдси должен быть, наверное, похож на окруженную рвами крепость, втянувшуюся, как улитка, в раковину, подобравшую юбки повыше, готовую к обороне; низинные окраины уже под водой, пивоваренный и док как два самостоятельных форта, два водоотводных канала выгнуты грязно-коричневой подковой, сбрасывают прибывающую воду в лежащие к западу луга и тем самым возвращают городу его древнейший островной статус.