Земля-воздух

Хотелось заржать. Расхохотаться, и стоя поаплодировать моему бывшему испанскому мачо, имевшему меня, и заставляющему дружить своих неофициальных любовниц, делящихся друг с другом секретами. Хорош подлец! Правда, он очень хорош! Прямо гордость берет, что я трахала такого мерзавца.

— Принцип шведской семьи? Ты, Диего и Ксюша? Или у вас график очередности есть? — уничижительно фыркнула я, заставив ее несколько оторопеть. — А самому Диего ты о задержке не сказала? Или подружка доложилась? Вы ведь с Ксюшей ничего в тайне друг от друга не держите, так?

Она хотела было вскинуться, но положение у нее было не то, чтобы на претензиях со мной разговор вести. Ей нужны были ответы от сдерживающей смех меня. У нее риск беременности от сифилитика. Ну, это она так считала. Я не сдержалась при этих мыслях и фыркнула. Но злорадства снова не испытала, хотя должна была. Мой взгляд почему-то снова зацепился за дверь, ведущую в салон. Отвела я глаза оттуда не сразу. Только после того, как курица Диего снова ринулась в туалет, и, рухнув на колени, начала блевать в унитаз.

Хотя, это даже на руку — заключила я, рассматривая ее содрогающуюся спину. Когда она более-менее пришла в себя, я сделала соболезнующий вид, усадила ее за стол и приготовила зеленый чай с чабрецом. Она выглядела подавленной, принимая бокал и флакон соевого молока. Подняла на меня умоляющий взгляд и я, стремясь придать себе облик матери Терезы, сказала, чтобы она отдохнула, а лучше вздремнула, что я сама полностью возьму обслуживание клиента на себя. Она заикнулась было о сифилисе, я честно ответила, что результаты у меня отрицательные, изобразила соболезнующий вид, и, подхватив поднос с чайный сервизом и вскипевшим чайником, готова была упорхнуть к Ковалю, когда меня остановил ее слабый голос:

— Знаешь, Маш, тебя все считали сукой. Даже сам Диего. Но ты оказалась хорошим человеком. Спасибо тебе. За отсутствие истерик. За такую поддержку. Я бы так не смогла.

Я едва сдержала саркастичный смешок, бросила милосердный взгляд на нее, кутающуюся в плед и дрожащими пальцами прижимающую к бледным губам кружку чая и вышла в салон.

Коваль. Ко-валь. При одном звучании фамилии, так мягко, но терпко ложащейся на язык у меня уже на двенадцать. Он поднял на меня взгляд. Глаза блядские, зеленые, глубокие и затягивающие. Взгляд прямой, твердый, бескомпромиссно и безжалостно пробивающий. Как пуля навылет. Я фактически швырнула поднос на стол, подходя к нему. Меня не заботил звон фарфора и горячие капли из чайника. Меня заботило только то, что изумруды его глаз подернулись призывной, искушающей поволокой эротики. Просто один его взгляд, а я уже теку и чувствую, как кровь пенится в сосудах.

— Что-то желаете, Павел Александрович? — а голос мой будто и не мой.

Дрогнувший, с прорывающейся хрипотцой и немного глухой. Я остановилась рядом с его креслом, и как полагается, элегантно присела на корточки. Не в силах совладать с голодом во взгляде. Который зародил адский изумрудный отклик в его глазах.

— Да, киса. Тебя. — Низкая интонация, от которой пробрала дрожь больше, чем от смысла слов.

И все. Мир померк и пал еще до того, как он с силой за руку дернул меня на себя, одновременно поворачивая кресло, чтобы я упала на его грудь. И он не убедился в том, что я позаботилась, чтобы свидетель не вошел. Ему было плевать на это. Он впился в мои губы таким сумасводящий ярким и жадным поцелуем, что это мгновенно сожгло мои слова о безопасности. Ему было плевать. Что кто-то увидит. Что у меня и у него могут быть проблемы, в основном конечно, у меня, но…

Мое тело само дало ответ. Жаркий и однозначный. Втискиваясь в него, пытаясь наивно подавить его губы своими, руками обхватывая шею.

Подхватил под ягодицы и встал с кресла вместе со мной. Бросил, именно бросил на диван. Я хотела подняться и он даже позволил, но развернул к себе спиной, и прижался, сжигая кожу шеи горячими губами. Толкнул вперед, подсказывая встать на колено на сидение и упереться руками в спинку дивана. Его пальцы впились в мой узел на затылке. Распустили его. Мой взгляд уцепился за картину, видневшуюся в иллюминаторе — завораживающие бескрайние поля облаков проплывающих под самолетом. Протекающих быстро, так же как возбуждение по суженным сосудам.

— Видишь, кис, мир под нами. — Хрипло шепнул на ухо, запуская руки под ткань пиджака и блузы, сжимая грудь, пуская разряд удовольствия и томления по телу. — Слышала выражение про седьмое небо? Сегодня мы будем выше…

Прижался бедрами к моим ягодицам. Пальцы чуть потянули за волосы, вынуждая немеющее под его руками тело, прогнуться в пояснице. Каждый сантиметр движения юбки вверх вызывало дурманящую волну алчности большего немедленно и прямо сейчас и одновременно дикое, ни с чем не сравнимое наслаждение от его нарочитой медлительности, от его якобы невзначай покачивающихся движений бедрами. Краткий мог его борьбы со своей одеждой. Ой хриплый вздох, когда почувствовала, как он прижался к бедрам.