Когда подавала Ковалю ужин, сделала вид, что чуть оступилась и выразительно поморщилась. Это возымело свое действие — его замораживающее выражение лица чуть дрогнуло, а взгляд метнулся на мои ноги. А дальше тактика была до одури проста. Села на диван, снимая туфли и якобы укрепляя пластырь. А тут еще как раз вовремя медицинский клей, которым я щедро залила раны, дал осечку и пластырь набряк кровью и испачкал туфлю. Разумеется, человечный Коваль отреагировал на мой тяжкий вздох, велевсидеть на месте и сам отправился в стафф за моей косметичкой, куда я кинула пластырь и прочие медицинские радости. Представляю, как охуела Аллочка при появлении Коваля.
Он сам обработал мне ногу. Его лицо все еще было непроницаемо, только губы чуть напряжены. Охнула, когда рана защипала от клея, и его моральный щит дрогнул. Начала отдаленно, неопределенно, но постепенно все тверже, но осторожно давить и выбила-таки себе день отсрочки от звонка Женьке. Хер с ним, завтра еще попробую отсрочить. Не могу, чисто физически я не могу такое сообщить Женьке по телефону.
Сдача рейса прошла неожиданно быстро. Паша ждал меня на парковке, когда я вышла из здания, он пошел навстречу, забирая у меня чемодан и погружая его в багажник, не переставая с кем-то разговаривать по телефону. Отключился и сказав, что нужно заехать в офис, вырулил с парковки.
В офисе был Костя, очень обрадовавшийся нашему появлению и очень озадаченный при виде зашитой брови Паши. Пока Коваль быстро подписывал стопку документов, я попивала кофе, сидя на диване с Пумбой и охотно пересказывала ему, молча охреневающему, все наши злоключения. Тот оглянулся на Коваля в ожидании, что Паша скажет, что все не так было. Но тот кивнул, не отрывая напряженного взгляда от экрана ноутбука и одновременно с кем-то разговаривая по телефону.
Посиделки в офисе затянулись. Я, от нечего делать, распивала третью кружку кофе и расспрашивала Пумбу о Мадриде.
— Поебота-поебота, перейди на Федота… Время уже девять вечера, я домой хочу. — Устало зевнул Паша, глядя в экран. — Да ебаный регистр, рассчитал я уже август, хули ты данные мне коверкаешь?..
— Там надо месяц закрыть, чтобы новый начать. Я тоже долго думал, почему у меня не получается… — негромко сказал Костя, прерывая свой забавный рассказ о том, как его дочки впервые были в акпарке и потерялись в бассейне, заставив Кристину едва не пасть в обьятия Кондратия
— Гляди-ка, и правда. Что, Толстый, в танчиках тебя заблокировали, раз ты работать начал? — Ехидно осведомился Паша, не отрывая взгляда от ноутбука.
— Паш, ну ладно ты, я же не всегда в танчики играю. — Поморщился Пумба, наливая мне кофе.
— Вот кстати, про работу. Сегодня в одиннадцать тебе с Неверовым надо встретиться в «Мираже». У меня желания и сил нет, и он мне на нервы действует. Сгоняй ты и ввали ему пиздюлей за августовское прибытие с солями. У меня компрессор навернулся при перегоне, хотя по докам он мне привез допустимые пределы. Операторы лоханулись, не из емкости анализы брали… В общем, эта гнида навернула мне компрессор и работать я с ним больше не буду. Тимон уже машины его завернул и популярно объяснил, что с таким говном путь на станцию заказан, а Неверов мне два дня мозг компостирует, встречу просит. Сказал ему, что гендиректор придет. Пумба, выеби его пожалуйста, я уже устал и не выдержу, ебальник ему начищу, если еще раз увижу. Твоя стихия же.
— Да не вопрос. — Гыкнул Пумба, подмигнув мне и подавая чашку с кофе.
Я покачала головой и усмехнулась, припоминая наше знакомство с Пумбой и переведя на Пашу нехороший взгляд, в ответ лишь фыркнувшему.
Где-то минут через сорок он все же закончил все свои дела и мы добросив Костю до ресторана, поехали к Паше. За город. В хороший такой двухэтажный дом в охраняемой части элитного поселка.
Внутренне убранство было очень схоже с тем, что я видела внутри его «дачи с прудиком». Приняв душ и обработав свои многострадальные ноги, я, потягиваясь на широкой резной кровати, застеленной батистовым бельем, в ожидании когда из душа выйдет Коваль. Он вышел с обернутым вокруг бедер полотенцем и прекрасно расценив мой потемневший взгляд, задержавшийся на полотенце.
— Радикулитные старики изволят творить непотребства, а, кис? — хохотнул, вскрывая бутылку виски и запивая им таблетку обезболивающего, одновременно аккуратно ложась на спину рядом со мной. — Давай, старушка, сегодня ты сверху, только аккуратно, у деда ребра ноют.
Я прыснула, с удовольствием глядя в черные в полумраке, улыбающиеся глаза, и садясь на его бедра. Паша, только потянулся пальцами к моей груди, как раздалась трель его мобильника, лежащего на краю прикроватной тумбочки.
— Не отвлекайся, старая, не отвлекайся. — Фыркнул он, беря трубку и оглаживая свободной рукой мои дразняще покачивающиеся на нем бедра.
Звонил ему Костя, и я остановилась, заметив, как Паша, закатив глаза, страдальчески застонал.