– Сестрица, мне кажется, это был хороший индивидуум мужского пола. Мальчик замечательный. Добрый и умный в меру. Жаль его, – говорила блондинка.
Брюнетка парировала:
– Нет, сестра, зла в нем немало. Вот пострадал-то за что? За правое доброе дело? Да если бы… Так, пустил на волю свою злобу. Да и в жизни мирской так и не разобрался. Добро от зла не отличал. Даже не понял, что такое любовь.
– Как же так? Ведь он любил. У него есть Вероника.
– Если бы он любил, то был бы с ней. Или вообще с женой, которую бросил.
– Сестрица! – воскликнула блондинка, – она его бросила, ты что-то пропустила.
– Ага, она. А он не приложил к этому усилий? Нет, ты слишком идеализируешь парня, он такой, как все, всё человечество такое, злое, противное, неверующее.
– А кто его сделал таким, сестрица?
– Ну, не начинай. Не я. И не ты. Они сами. Живут, как все звери на земле, и от них ничем не отличаются.
– Не все. Я верю, что он – не такой.
– Ха! Разберем его любовь, раз ты уж начала. Что для него любовь? Животный инстинкт размножения и желание получить немного удовольствия – как и у всех мужиков. Что его еще влечет к Веронике?
– А как же единение душ, разве не оно движет им, разве только секс?
– Они разные люди, все люди разные, все они эгоисты, никакого единения душ на этой Земле быть не может. Не здесь, поверь, сестрица. Тут каждый сам за себя, тут грызня, и если я еще сгожусь, то тебе делать тут нечего. Ты вообще должна радоваться, что еще один ушел и освободил пространство для нового индивидуума, который, может быть, поверит в тебя.
– И в тебя, не забывай, ты часть меня, а я часть тебя, но в меня почему-то верят мало, а за тобой идут, – грустно ответила блондинка. – Однако я считаю, что этот мужчинка достоин продолжить свое несчастное земное существование.
Брюнетка только хмыкнула, поправляя декольте.
Алексей пытался сказать, что он здесь, спросить их, кто они и что с ним, но рот его не слушался, звуки не получались, как будто все тело его, кроме глаз, заморозил какой-то безумный стоматолог, не рассчитав дозу новокаина. Брюнетка оглядела полянку.
– А ведь где-то здесь закончил земную жизнь тот маг, Настуд, которого обманула красавица Ширин. Вот тебе еще один пример двуличия, страсти и коварства, добра и зла, любви и ненависти, которые раздирают человеческий разум. Зачем людям жить? Они не знают сами, для чего.
– Надо дать парню шанс, сестрица. В конце концов, этот мир наводнен куда более страшными людьми, а он имеет возможность спасти свою душу. Главное, чтобы он поверил в её существование. Дай ему шанс.
Брюнетка скривилась, не признавая доводы блондинки, но, кивнув головой, склонилась над Алексеем, приоткрывая свои прелести в глубоком вырезе черной туники. Блондинка сделала то же самое, они указательными пальцами с идеальным маникюром задели его безвольную руку и исчезли. В рот Алексея тут же набилась земля, холодные струи пронизали тело, боль охватила безудержно все члены, и он очнулся в грязи, в овраге, под дождем, не в силах подняться. Голова гудела страшно, тошнило, из плеча и затылка текла еще не успевшая запечься кровь, а утро уже подсвечивало лес первыми лучами красного солнца.
Олигарх, покровитель и старый заказчик Станислава Николаевича, задерживался где-то между Лондоном и Бали. Садомский уже весь вымотался, проедая тома в архивах, но доказательства существования клада Сасанидов у реки Кама все еще были не найдены, вернее, они были недостаточны для такого большого человека; Станислав Николаевич понимал это и нервничал. В конце концов он решил взять себя в руки, успокоиться и переменить вид деятельности.
Как только его мозг перестал перебирать факты присутствия ираноязычных путешественников древности на территории Среднего Урала, так образ Вероники встал перед его усталым внутренним взглядом. Что он в ней нашел? Вероника в глазах Садомского была особенной женщиной. Во-первых, она не жаждала материальных благ, что Станиславу Николаевичу безумно нравилось. Во-вторых, она была умна, рассуждала на различные темы, иногда, правда, довольно наивно, но иногда вполне зрело. В-третьих, Вероника была начитанна, она читала даже современных авторов, из которых Садомский знал только пару-тройку, а она почти всех. И, в конце концов, Вероника была так внимательна к Садомскому, учтива и ласкова в общении, что Станислав Николаевич просто таял в неге мечтаний.
Время было, и Садомский, созвонившись со своим туроператором, заказал маленький домик на берегу, визу в Испанию Веронике и билеты. Вероника ответила согласием, и вот они уже вместе в бизнес-классе летели в сторону не очень дорогого, но очень теплого Золотого берега, когда-то заселённого маврами и отнятого у них во времена Реконкисты.
Домик оказался вполне пригодным к проживанию, аккуратно прибранным, море шумело недалеко, в сотне метров от стен, тенистый сад шуршал под бризом листьями пальм, докучливые отдыхающие, толпами гуляющие по побережью, оставались за заборчиком из кустарника с розовыми цветами и не докучали двум русским людям, ожидающим чего-то от своей невольно-добровольной близости.