Земля зеленая

С коровой — ничего, здорова, а какое это здоровье, когда будущую зиму почти без молока сидеть придется, — призадумаешься, как тут вытянуть на сухомятке… Здесь Лапсиене спохватилась — совсем стемнело, а дома та же бедная корова еще не подоена, а идти надо мимо озолиньского домика, там, говорят, является привидение старого Лаускиса. Поспешно прощаясь, она успела еще спросить, как дела у Мартыня Упита, выйдет у него что-нибудь с Лизой Зелтынь или нет? Осиене махнула рукой: пока трудно сказать. Ведь он такой разиня, такой балбес, его на аркане тащить надо, кочергой подгонять. Сколько раз подбивал его Осис: сходи ты, сходи хоть раз в Ранданы, преподобный Зелтынь сам тебе Лизу не притащит. Да и сама Осиене уговаривала, но он только на язык горазд, а смелости столько, что кошка на хвосте унесет. Уже у двери Лапсиене вспомнила сына Бривиня, «штудента». Лея, у которого он на квартире стоит, прямо страсти рассказывает. Правда ли, будто его из училища выгнали и отец берет его домой, за плуг поставит? Но Осиене уже отвернулась к стене и ничего не слыхала, так что Лапсиене пришлось уйти, не получив ответа и на этот важный вопрос…

Горячие припарки Римшиене и зелье бабушки Заренов все-таки помогли, Осиене встала и снова принялась за работу. Голова у нее еще кружилась и ноги быстро уставали, но это должно скоро пройти. Хуже всего то, что сама согнулась, на спине вроде как горб стал расти, руки высоко поднять не могла. Но Осис один никак не мог управиться, обмолотить катком малую толику ржи — это еще куда ни шло, но убрать солому и сложить остальную рожь в овин — на это обязательно нужен помощник. Хозяину самому надо молотить, и если в перерыв он пускал в овин испольщика, то поторапливайся, чтобы до завтрака опростать колосники для хозяйского хлеба. Когда окончили молотьбу, Осис остался дома просеивать мякину и веять зерно, а Осиене косила на острове ранний овес. Картофельная ботва стала желтеть, в сырую погоду на нее напала ржавчина; теперь скоро Марин день — пора копать картофель.

Осис до тех пор не давал покоя Мартыню, пока тот, собравшись с духом, не отправился в одно из воскресений в Ранданы. Да что он, мальчишка, что ли, испугался преподобного Зелтыня? Даже сапоги надел и еще с вечера хорошенько смазал их. Осис наточил ему бритву, чтобы почище сбрил бороду; Осиене дала белый платочек на шею. Хозяин собирался после завтрака в Клидзиню — Матисон известил, чтобы приехал посмотреть новую веялку. Мартынь попросил у хозяина рубль, хотел отнести Лизе.

Смелости-то у него довольно, — по крайней мере так он сам внушал себе. Гордо, решительным шагом он спустился с горки, прошел через мост и по большаку повернул к Стекольному заводу. У корчмы Виксны сидели на крылечке два стеклодува и, стуча деревянными башмаками, спорили между собой. Мартынь не говорил по-немецки и все же ясно понял, что накануне вечером один из них выпил на счет другого, и угощавший требовал от приятеля на опохмелье. Увидев прохожего, они разом помирились, один даже вскочил, потом оба стали манить руками, зазывая.

— Что такое, хозяин! Заходи, нога отдыхай!

Мартынь только отмахнулся.

— Деньги нет, нет деньги!

И прибавил шагу, не слушая, какие ругательства посылали они ему вслед.

В этой самой широкой части долины Лемешгальское урочище тянулось версты на три. Большой лес синел вдоль дивайской границы. За корчмой Виксны большак шел по болотистому кочкарнику, поросшему мелкими замшелыми елочками, багульником и голубикой. Когда начался густой березовый молодняк, Мартынь вырезал увесистую дубинку — у лесника Мелнбарда было два злющих пса, и редкому вознице удавалось отстоять коня, чтобы не искусали морду. Рига Мелнбарда стояла по Другую сторону большака, там тоже сушили рожь, окошко было открыто и из него вырывались белые клубы пара. Под навесом два старика лениво кололи отменно сухие ясеневые дрова, — это были пришлые, из айзлакстцев, и Мартынь отвернулся, будто всматриваясь, не выбежали ли со двора собаки. Собак на этот раз не было; близ дома, в цветнике лесниковых дочерей, красовался невиданно высокий, с ель, георгин, весь в темно-красных цветах. Когда за Лемешгале опять началась земля Дивайской волости и нужно было свернуть от Межамиетанов к Ранданам, Мартынь Упит вдруг спохватился, что идет слишком медленно, еле шагает, и сердито тряхнул головой. Черт бы его взял! Разве он мальчишка, чтобы бояться этого хрыча, старика Зелтыня?