Земля зеленая

Куда девалась недавняя удаль и гордость?

Мартынь Упит только плечами пожал. Владелец Бривиней сильно потерял в его глазах.

5

В субботу под вечер Либа Лейкарт отрубила голову белому петуху и двум цыплятам. Хозяйка испекла шафранные лепешки и дала батрачкам отведать по маленькому кусочку. Лиена поделилась с Тале Осис; когда мать заметила, у Тале уже не осталось ни крошки, и нечего было отнимать, — хнычущие ребятишки остались ни с чем…

Они приехали в воскресенье, когда только что окончилось богослужение, и церковный звон раздавался далеко за рощей карлсонских Заренов. Это было так прекрасно и торжественно, что у Лизбете слезы на глазах навернулись; она пристроилась у окна людской, так чтобы можно было незаметно выглядывать из-за косяка во двор. Лаура, взволнованная, бросила последний взгляд в зеркальце и расправила наброшенный на плечи шелковый платок. На ней была еще не надеванная белая кофточка, туго накрахмаленный передник; новые ботинки на шнурках приятно поскрипывали. Она провела ладонью по новому одеялу на кровати, постланному с таким расчетом, чтобы из-под него виднелось еще второе одеяло, потом села у столика и взяла в руки книгу псалмов, сделав вид, будто углубилась в чтение.

Конечно, всю дорогу правил сам Иоргис Ванаг из Леяссмелтенов — темно-рыжий жеребец со звездочкой на лбу не терпел, когда правил кто-нибудь другой. Но перед тем как въехать во двор, вожжи взял церковный староста Упениек из Калнасмелтенов; Иоргис держал на коленях какой-то большой, завернутый в бумагу и в платок, круг, похожий на сыр или на жернов ручной мельницы. Хозяин Бривиней стоял у дверей, поглаживая бороду.

— Здесь проходит дорога в Ритеры? — спросил церковный староста, будто попав в незнакомое место.

— Проехать можно, — ответил, улыбаясь, господин Бривинь, — только вагу нужно захватить, чтобы на Спилве тележку из трясины вытаскивать.

— Придется захватить, — отозвался Упениек.

— Ну, чего там еще, заворачивай!

Подъехали к изгороди. Бривинь еще с вечера приготовил самый надежный столб — привязать лошадь. Из слухового окна чердака выглядывал старший батрак, в полной уверенности, что без него не обойдутся, и сегодня он как свой человек понадобится всюду. Но его никто не замечал, и тогда, глубоко разочарованный, оскорбленный, он спустился по лесенке и, громко кашляя и все еще оглядываясь, пошел на Спилву поглядеть, не пора ли вытаскивать из мочила первую закладку льна: погода теплая, полежит лишних полдня — и все шесть возов пропали, только на паклю будут годны. Нет — даже на громкий кашель не обратили ни малейшего внимания. У Мартыня Упита закипела такая обида, что мочило со льном сразу было забыто. Сердито он зашагал дальше, мимо камней — нужно проверить, не желтеют ли орехи в орешнике у Стекольного завода. В Айзлакстском лесу тоже за все лето ни разу не побывал. Мартыню казалось, что сейчас ему нипочем дойти и до самого болота…

Иоргис из Леяссмелтенов дал подержать свой узел церковному старосте, а сам привязал к столбу жеребца. Это было не так-то просто, не то что с обыкновенными лошадьми. Хотя и уздечка новая и поводья крепкие, но на них нельзя положиться. Иоргис накинул цепь на круто выгнутую шею коня, конец три раза обвил вокруг столба и вдобавок привязал за ногу совсем новым желтым чересседельником.

— Иначе топытом тонь выбьет татую яму, что и сам в нее оступится, — пояснил он.

Иоргис говорил мягко, немного шепелявя, словно перекатывал во рту слова, прежде чем раскрыть его; в уголках губ всегда накипала тягучая слюна. Кроме того, он почему-то не мог произносить звук «к»: вместо «конь» выговаривал «тонь», а вместо «кнут» у него получалось «тнут». Выговор у него был чисто дивайский, теперь так говорили только немногие старики из богадельни, а у тридцатидевятилетнего мужчины это выходило смешно. Он тщательно сложил ременные вожжи, оплетенные посредине красным гарусом, спрятал под сиденье ременный кнут с желтым ясеневым лакированным кнутовищем, купленный в Риге. Оси тележки так щедро смазаны, что деготь капал со всех четырех концов.

Другие в подобных случаях долго пошучивают, переливают из пустого в порожнее. Но Калнасмелтен не был ни острословом, ни говоруном, свой первый вопрос насчет дороги в Ритеры он придумал заранее, а других шуток в запасе не оказалось, Бривинь знал это, поэтому на большее не рассчитывал.

— Ну, как? — спросил он деловито. — Пойдем в дом или сперва осмотрим поля?

— Сперва — поля, — ответил церковный староста.

— Лучше поля, — согласился Иоргис.