Земля Жар-птицы. Краса былой России

Деревенские развлечения были незатейливы. Играли в городки, качались на качелях и качалках, ходили купаться на реки и пруды. Станиславский так описал праздник на воде в своем подмосковном поместье в конце девятнадцатого века. «Огромная лодка с музыкантами, игравшими на духовых инструментах, шла во главе небольшой флотилии из пестро раскрашенных лодок, и весь тот день прошел в соревнованиях по гребле и плаванию на приз. В летнюю ночь на Ивана Купала и стар, и млад играли в заколдованный лес. В простынях и масках мы прятались за деревьями и ждали тех, кто придет искать папоротник, а затем набрасывались на них из наших укрытий. Если прятались в кустах, то мы внезапно выбегали, а если в траве, то старались незаметно подползти… Часто в летние вечера все соседи собирались вместе и гуляли всю ночь до зари». Именины и праздники превращались в запоминающиеся события, подобные описанным Пушкиным в «Евгении Онегине», когда после вечерних танцев и игры в карты для каждого из гостей находилось место на печных лежанках, диванах или кушетках. Некоторые же устраивались, закутавшись в стеганые пуховые одеяла, на ступеньках или лестничных площадках.

Младшая дочь Льва Толстого, Александра, рассказывает о жизни в Ясной Поляне:

«Постоянно праздновали чьи-то именины, рождения, пекли пироги… Повара жарили кур, баранину, ростбифы, готовили необыкновенное фруктовое мороженое… лакеи чистили батареи грязной обуви, подавали, убирали, горничные крахмалили воротнички, гладили, кучера чистили лошадей, то и дело запрягали, распрягали коляски и катки тройками, дрожки, тарантасы…»

Иногда появлялись цыгане и, прервав свои странствия, развлекали всех песнями и плясками. Александра Толстая пишет:

«Собирались цыгане обычно на чьей-нибудь квартире, в предместьях Тулы. Составлялся хор. Женщины, в разноцветных платьях, ярких повязках, с перекинутыми цветными шалями через одно плечо, рассаживались полукругом впереди. За ними выстраивались стройные, смуглые човалы с гитарами, в разноцветных шелковых рубашках и плисовых безрукавках. Перебирая струны, стоя впереди хора, дирижер вдруг едва заметно поводил гитарой, и тихо, чуть слышно, одним дружным вздохом поднималась песня; громче и громче, быстрее, резче звенели богатые, могучие аккорды гитаристов. Темп все ускорялся, гости в такт прихлопывали ногами; быстрее, быстрее, громче, не теряя ритма, гитаристы уже всей кистью били по струнам, и вдруг спокойно выплывали цыганки, одна, другая. Они шли, то простирая к кому-то руки, то падая вперед, то, гордо откинув голову, снова опрокидывались назад, дрожа плечами и отбивая чечетку. Сверкали зубы, тряслись на шее золотые монисты. Кричали и гикали човалы, какими-то гортанными, отрывистыми восклицаниями поощряли сами себя плясуны, кричали гости. И вдруг из задних рядов вылетал плясун-човал. Он бил себя руками о колени, бил о пол, как сатана, кружился между двумя женщинами, метался между ними в бешеной чечетке, темп нарастал, гиканье становилось громче, гости кричали, возбуждение доходило до крайних пределов. Последний аккорд гитар, плясуны замирали… наступала тишина».

Лошади играли важную роль в деревенской жизни. Русские любили породистых коней. Они были такими замечательными наездниками, что три года подряд в Англии по выездке и конкуру[54] завоевывали престижный кубок короля Эдуарда. В 1914 году в России имелось больше лошадей, чем в любой другой стране мира — 35 миллионов. В то же время в Соединенных Штатах Америки, следовавших за Россией, лошадей было всего 24 миллиона. Россияне вывели немало замечательных, чистокровных пород — серые в яблоках, гнедые и вороные орловские рысаки прославили Россию еще в восемнадцатом веке и считались одними из лучших лошадей в мире для упряжи. Придавая важнейшее значение обеспечению чистокровности породы, государство оказывало финансовую поддержку конным заводам и учредило даже специальное управление коневодства. Лев Толстой так любил лошадей, что получив гонорар за «Войну и мир», приобрел на него большое поместье в двадцать пять квадратных километров под Самарой и основал там конный завод. На этом заводе одно время было четыре сотни чистокровных английских скакунов и рысаков ростопчинской и кабардинской пород. В своем поместье Толстой часто устраивал азартные скачки, в которых наездниками выступали местные киргизы.