По большому счету, денег в тот вечер они тратить так и не начали. Сержант Анусенко, дежуривший в тот вечер в модном ресторане «Дикая роза», доложил наутро об отсутствии подозрительных и незнакомых посетителей. Это однозначно доказало капитану, считавшему себя тонким знатоком преступной натуры, что ограбление банка – дело рук и лап давно укативших гастролеров и немножко дрессировщиков, оказавшихся в нужном месте в подходящее время. Заочно они даже начали ему нравиться – как мужчины, конечно.
***
Марию разбудил настырный звон будильника. Она открыла глаза, привычно свесила с дивана красивые ноги и огляделась. Ничто в комнате не напоминало о том, что в ее жизни произошло нечто значительное и только смутное воспоминание билось умирающим мотыльком в тающей паутине сна.
Рядом идиллически посапывал муж. Его индифферентное отношение к будильникам всегда вызывало у нее добрую зависть. Мария любяще улыбнулась, окинув взглядом профиль суженого. Ей показалось, будто что-то изменилось в дорогом сердцу облике. Черты лица вроде стали мягче и нежнее, а нижняя губа оттопырилась еще больше.
Она наклонилась и лизнула ее.
Семен почмокал губами, но не проснулся. Они были влажными и теплыми, но не это заставило жену забыть о них. Вспомнив о пришельце, Мария, словно цыганка, позолотившая себе ручку, вскочила и внимательно пошарила взглядом по комнате. В пределах видимости осьминог начисто отсутствовал и она вздохнула с облегчением. По справедливости, ей нужно было целовать его, а не мужа. В том, что все удалось, не возникало ни малейших сомнений. Ее организм не испытывал ни желания выпить, ни потребности закурить и уж тем более его не тянуло к лесбиянкам. Следовательно...
Дальнейший ход рассуждений прервал деликатный стук в дверь. Мария накинула халат и открыла.
– Благодарствую за сотрудничество, – мило прочирикал Фасилияс, покачиваясь на щупальцах.
– И тебе спасибо, – выдавила из себя Саньковская, глядя на него сверху вниз и пытаясь заставить себя наклониться и чмокнуть костяной нарост под глазом.
– Мне нужно перебраться на соседний балкон, – снова отверз нецелованный клюв Фасилияс и продолжил тем же тоном, галантности которого могла позавидовать целая свора средневековых рыцарей. – Не соблаговолите ли вы мне оказать небольшую услугу?
– Отчего же, сударь, – растерянно пробормотала Мария, подумав: «У кого он этого набрался? У меня или у Семена?..»
Пособив осьминогу, она оделась и ушла на работу.
***
Засидевшись у Рынды до первых петухов, друзья проснулись там же. Никто не видел Фасилияса, который, сохраняя инкогнито, тихонько пробрался в открытую балконную дверь и нырнул в свою колыбельку, то бишь, в аквариум.
– Привет, – хмуро сказал им Василий, прикрывая телом лениво шевелящих плавниками рыбок от мутного, ищущего взгляда Длинного.
– И ты здравствуй, – буркнул Самохин, озабоченный вопросом, что он делает в чужих пенатах.
Длинный не сказал ничего. Он молчал, как рудиментарный отросток, и лишь изредка вздыхал при воспоминании о чудесном сне, где Нептун был с ним единым целым, а вокруг порхали нереиды.
Шепча проклятия носкам-невидимкам, Димка встретился взглядом с хозяином. Правильно оценив его неподвижность, он двинул Длинного по ребрам, напоминая ему о его же полузабытой ненавязчивости.
Язык жестов понятен во всем мире. Приятель еще раз протяжно вздохнул издыхающим мамонтом и тоже начал искать одежду. Мысль о том, что утро настолько отличается от вечера, неприятно поразила его.
Оставшись один, Рында стянул с клетки полотенце и вздрогнул от жизнерадостного:
– Р-рецидивист!
Провидению этого показалось мало и из-за спины послышалось:
– Привет, Фасилий!
Медленно, очень медленно он обернулся, наткнулся на улыбающийся клюв и подумал, что было бы недурно догнать безвременно ушедших гостей.
***
Длинный, очень
За дверью стояла вдова.
– Добр... кхгрм!.. – закашлялась она, едва начав говорить. Окончание приветствия застряло у нее в глотке, когда визуальная информация была переварена мозгами.
Да это и не было удивительным. Колоритная картина, представшая глазам врача, любого эскулапа повергла бы в шок, если он, конечно, не специализируется на патологиях. Вдова была всего-навсего участковой и больной – в черных кружевных трусиках завидного размера, просвечивающих сквозь полупрозрачную комбинацию явно с чужого плеча, – произвел на нее сногсшибательное впечатление.
Она пошатнулась и ухватилась за косяк.
– Привет, подружка! – сказал ей Саньковский противным писклявым голосов и улыбнулся умело подкрашенными губами. – Пойдешь со мной?
– Куда?! – устами врача глаголил животный ужас.
– В больницу, вестимо!
– Зачем?!
Уставший, но импозантный мужчина, страдающий от призрачных кошек, каким хранился в памяти больной, исчез. То, что предстало перед глазами, она уже вылечить не могла. Невооруженным взглядом было видно, что с головой у него нечто большее, нежели простое нервное переутомление.