ЗЕМЛЯКИ ПО РАЗУМУ

– Ваше «ха-ха» неуместно, – перешел на официальный тон Петр Дормидонтович. – Идите и разберитесь!

– Хм, – подчиненный не сдвинулся с места.

– Что еще?

– С кем я должен разобраться?

– С нищим, черт побери!

Вуйко посмотрел на свой достойный внимания животик и механически начал играться пуговицей на форменной рубашке, как будто собираясь ее расстегнуть и погрузиться в медитацию. Пуп, говорят, самая для этого подходящая точка.

– Ты что, оглох?!

– Не надо на меня орать! – еще не забытым милицейским голосом попросил экс-майор ГАИ и его глаза вытаращились на президента подобно двум фосфоресцирующим жезлам. – У нас свободная страна! Если нищий хочет, пусть сидит!

– Это что, б-бунт? – поперхнулся словом Петр Дормидонтович. – Ты на кого работаешь? На меня или на «свободную страну»? Слушай, а этот нищий, случайно, не твой родственник?

– Не хватало, – фыркнул начальник охраны.

– Так я сделаю его твоим коллегой!

– Зачем вам два начальника охраны? – поразился Вуйко, забыв о таинствах восточных мистиков.

– Мне даже один такой не нужен. Смирно! – президент тоже знал толк в командах. Колхоз – тот же трудовой лагерь. – Выполнять!

– Есть! – у подчиненного вылетели из головы последние мысли о прошлых заслугах.

Закрыв за собой дверь кабинета, он снял фуражку и отер со лба пот. Давненько, наверное еще с лейтенантских погон, он не получал таких взбучек. И какой типун его язык?..

– Ну, сейчас я этому убогому башку оторву!!! – поклялся Вуйко, пересекая холл.

Как и многие, Анатолий Михайлович не подозревал, что будет услышан Богом.

***

В стратегическом плане Крейдмана выигрышным было то, что банк находился на улице, ведущей к рынку. Народ, как стремящийся туда попасть, так и возвращающийся обратно, уже начал пошвыривать мелочишку в кепку нищему.

Картина эта Славика радовала. Он довольно улыбнулся и закурил, но не успел даже затушить спичку, когда на крыльцо вылетел красный, как задница обезьяны, толстяк.

– Пошел вон!!!

Нищий даже не шелохнулся. Его руки в разных перчатках остались неподвижными и как протезы продолжали поддерживать кепку.

– Я кому говорю, сволочь! – толстяк уже занес ногу, чтобы съездить убогому по уху, но, оглянувшись по сторонам, наткнулся на неодобрительные взгляды прохожих.

Те по привычке уже начали сбиваться в толпу. Его чуткое ухо уловило голоса:

– Что он ему сделал?

– Ряху-то какую отожрал...

– Вот такие нынче рокфеллеры...

Нервно пыхтя сигаретой, Славик протолкался поближе к крыльцу.

– Расходись! – из дверей, как черти из коробочки, выскочили несколько крутых мордоворотов и начали оттеснять зевак.

– Пристрелю! – прошипел над нищим толстяк и потянулся к кобуре, но вовремя вспомнил, что патронов еще не выдали, и просто почесался, чтобы не показаться смешным. Его девизом было: «Сказал – сделай!»

Нищий же продолжал безмолвствовать, как упрямый оракул. Славик вернулся под дерево. Стараниями «горилл» толпа была ликвидирована. Дабы добиться от убогого более адекватных реакций, толстяк спустился с крыльца.

– Ты еще и глухой, да? – трясясь от ярости, обратился он к оборванной шляпе.

Порыв ветра шевельнул ее обтрепанные поля, создав иллюзию издевающегося кивка. Тот же сквозняк донес до Крейдмана зубовный скрежет и он увидел как потянулись скрюченные пальцы-сосиски к лохмотьям, оставшимся от телогрейки.

И тут появилось новое действующее лицо.

– Дай Бог тебе здоровья, Михалыч!

Толстяк неохотно разогнулся и буркнул в ответ:

– Привет, отче Агафоний!

– Никак ты милостыню подаешь?

– Кой там черт!

– Не богохульствуй.

– Кадила у тебя все равно нет, – огрызнулся Михалыч.

– Блажен неверующий, – улыбнулся поп и спросил. – Как дела?

– Да вот, расселось чучело под банком! Я ему говорю, чтобы убирал свою задницу ко всем чертям, а оно ни в какую. Упрямый идиот!

– Не тирань старца, – отец Агафоний воздел перст вверх. – Аще воздастся тебе! К тому же, у нас свободная страна.

– Вот за нее мне уже воздалось! Крутой у нас президент, – в голосе Михалыча прозвучала жалоба, но спустя несколько секунд он снова взялся за свое. – Уходи, старче, к чертовой бабушке отсюда подобру-поздорову!

Нищий продолжал молчать, предоставляя толстяку самому прийти к заключению, что либо он набрал в рот воды, дабы не умереть от жажды на протяжении трудового дня, либо проглотил язык, дав обет молчания. У этой тактики был всего один недостаток – злой дядька даже не собирался приходить к заключению.

Славик просто млел от восторга, следя за развитием событий и предвкушая редкое развлечение. Ему уже было наплевать на провал тонко задуманной в психологическом отношении операции, должной принести немножко денег в его карманы.

– Ну, я тебя сейчас!..

– Погоди, Михалыч, – удержал карающую длань поп. – Дозволь мне попытаться. Авось мои увещевания развяжут язык упрямому рабу божьему.

– Давай увещевай! Только побыстрее!

Отец Агафоний минут пять безуспешно пытался вразумить строптивого побирушку и когда, наконец, отступился, то Михалыч словно взбесился. Он решительным жестом протянул руку за левое ухо нищего, нащупал жесткие волосы и рывком дернул их вверх.