Земляничный год

Справимся.

Пойду поджарю овсяных хлопьев со шкварками. Чуть посолю и, если птицы опять откажутся это есть – сама съем. Пахнет очень аппетитно.

В один из морозных январских дней Эва ввалилась в офис еле живая.

Анджей неоднократно предлагал встречать ее на вокзале, особенно сейчас, когда термометры упорно показывали абсурдно низкую температуру, но она, как всегда, уперлась и отказывалась, не желая никому быть обязанной.

О чем сегодня искренне пожалела, телепаясь в промерзшем автобусе несколько часов. Надо сказать, что в эту зиму водители не экономили на топливе и включали отопление на полную мощность, но это не спасало ситуацию: все равно было холодно.

– Д-д-дайте мне чаю. Любого. И м-м-можно погорячее, и даже со спиртным, – проговорила она, пытаясь перестать стучать зубами. – Эт-т-тта проклятая электричка ос-с-с-становилась п-п-п-посреди чистого поля, и мы все т-т-т-ам чуть не замерзли насмерть. Я, н-н-н-наверное, н-н-н-никогда н-н-н-не согреюсь…

– Вот, – Анджей сунул ей в руку чашку. – Со спиртным, как ты и просила. Я добавил тебе чуть-чуть коньяка. Конечно, ты у нас вроде как в положении, но я думаю, ребенку гораздо меньше вреда принесет капелька коньяка, чем твое промерзшее до костей нутро. Ты, может быть, все-таки позволишь тебе помочь?!

– Нет, – заявила Эва безапелляционно (за последние пару месяцев она научилась этой безапелляционности), но решила смягчить свой категоричный отказ и слегка сгладить свое довольно грубое «нет». – Ты мне уже помог. На деньги от издательства мне завтра установят печку. И я уже не буду так панически бояться остаться без электричества. Я, правда, не знаю, где я среди зимы достану дрова… но зато у меня будет печка.

– Вообще-то мы говорим о твоих поездках, – не позволил ей Анджей сменить тему разговора, глядя на синюю от холода руку подруги, которой она намертво вцепилась в чашку. – Объясни ты мне, ради всего святого, что мешает тебе два раза в день воспользоваться моей машиной? С водителем?! У тебя корона от этого с головы упадет или еще что?!

– Видишь ли, Анджей, здесь речь не о короне, а о независимости. И об ответственности за свои поступки и решения. Я ведь могла продолжать жить в городе, в квартире на Воли? Могла. И кто решил переехать за город? Я решила. Так что теперь должна терпеть. Но зато летом…

– Если ты до этого лета доживешь! – буркнул Анджей. – И очень глупо ты рассуждаешь, между прочим. Независимость и ответственность – это одно, а экстремальные погодные условия – совсем другое. И беременность – это вообще третье. Ладно, поговорим о другом, пока ты меня окончательно не вывела из себя. Ты когда планируешь начать общественную кампанию? Не хочу тебя подгонять, но сама понимаешь – у Каролины каждый день на счету…

– Во второй половине января. Сначала билборды, плакаты и самолеты. Потом реклама на телевидении…

– Отлично. Кстати, о рекламе. Я бы хотел, чтобы ты в ней участвовала.

– Я?!

– Да, ты. Каролина не участвует в акции «Спаси Каролине жизнь!», а вот ее издатель вполне себе может и даже должен.

– Тогда ее мужчина тем более. Тогда ты должен…

– Я не закончил, – перебил он. – Я смотрел фотографии с той фотосессии…

– А это тут при чем?

– Там были и твои фотографии тоже. Там, у пруда. На лесной тропинке. И вот что я тебе скажу, Эвка: если в обычной жизни ты выглядишь… э-э-э… прилично, то на фотографиях ты получаешься просто блестяще! Не понимаю, как ты это делаешь, но ты просто невероятно, дьявольски фотогенична! Поэтому ты будешь участвовать в кампании Каролины как ее издатель и как подруга. Ты будешь лицом этой кампании.

– Но…

– Я прошу тебя об этом, – добавил он с нажимом, и Эву этот нажим заставил замолчать.

– У меня хватило бы средств, чтобы нанять супермодель или какую-нибудь звезду сериалов. Но лицом этой кампании должен стать кто-то совершенно обыкновенный, никому не известный, кто-то, кто может быть подругой по институту, соседкой или чьей-то няней, потому что именно таким людям обычно требуется помощь, а вовсе не супермоделям и звездам, чьи лица красуются на первых страницах газет.

– Вообще-то и с ними это случается, – вполголоса заметила Эва.

– Они в состоянии сами о себе позаботиться. А обычные, не известные никому пациенты гематологического отделения – нет. Поэтому я тебя прошу, тебя, а не какую-нибудь знаменитость: спаси жизнь Каролине.

Вот так Эва впервые появилась на билбордах и плакатах по всей Польше. Потом – на государственном телевидении.

И в самых своих смелых и отчаянных мечтах она никогда бы не смогла вообразить, как эта кампания изменит ее жизнь.

– Ты умеешь убеждать, – улыбка Каролины была бледной.

И сама Каролина выглядела бледной.

Ее худенькое личико не было сейчас окружено копной блестящих черных волос – у нее вообще не было волос. Только голубая косыночка с рисунком в виде цветков граната.

Эва погладила худую, почти прозрачную руку подруги, поправила ей подушку и укрыла одеялом.