– Странное? Это ты точно подметила. Видишь ли, Розетт, татуировка – искусство очень древнее, и это не только искусство. Ему уже несколько тысячелетий. Татуировки наносили индейцы майя, древние египтяне и уроженцы тех земель, которые теперь называются Провансом. Но никто не знает, зачем они это делали. Может, хотели умилостивить богов. А может, надеялись вобрать в себя энергию того изображения, которое сами выбрали. Каждый акт созидания – это акт силы, могущественный акт. Акт магии. Магии преображающей, трансформирующей. Навсегда оставляющей в этом мире свою отметину. Но разве не таково предназначение любого искусства?
Она сумела сказать об этом гораздо лучше, чем я. Хотя и я не раз об этом думала. Картины, безусловно, обладают магией. И тут никакие слова не нужны. Ведь слова могут и солгать, а картины не лгут.
Я сказала:
– Конечно, веришь. У тебя ведь и мама – ведьма. Разве я не права?
Мы с Морганой завтракали: шоколадные круассаны и кофе. Круассаны были из булочной месье Пуату. А кофе, горячий и очень черный, она сварила сама. Хотя мне и не полагается кофе пить.
Я промолчала. И Моргана с улыбкой сказала:
– Неужели ты думаешь, что я с первого же взгляда ведьму не отличу? Да и между гаданием с помощью шоколада и гаданием с помощью чернил разница небольшая. Ты, кстати, сама не хочешь попробовать?
Я неторопливо допила свой кофе. Было вкусно. Мама говорит, что кофе делает меня гиперактивной. Но Моргана пьет очень много кофе, а она нисколько не гиперактивная; по-моему, это самый спокойный человек из всех, кого я знаю. И мне очень нравится, как она со мной разговаривает – словно мы с ней коллеги или что-то в этом роде; а еще она всегда меня понимает, даже если я говорю с помощью жестов.
– Ну? – спросила Моргана.
–
Она удивленно приподняла бровь:
– Почему же нет?
–
Моргана с пониманием кивнула и внимательно на меня посмотрела. Она улыбалась, но я знала, что она совершенно серьезна.
–
«Промежуточным материалом» она называла кусок чего-то мягкого, похожего на белый винил.
– Считается, что по ощущениям от его прокалывания он ближе всего к натуральной коже, – сказала Моргана. – Сама я уже давно им не пользуюсь, но по-прежнему люблю, чтобы под рукой было хотя бы несколько кусков.
Я внимательно рассмотрела машинку для нанесения тату. Она оказалась довольно простой в управлении, и я с нажимом провела иглой по куску винила, оставив на нем небольшую отметину.
– Продолжай, продолжай – не бойся. Попробуй что-нибудь нарисовать, – подбодрила меня Моргана.
И я нарисовала – обезьянку, – но делала это очень медленно, стараясь держать иглу под определенным наклоном. А Бам в зеркалах корчил мне рожи и кувыркался в гуще земляничных листьев.
– Дай-ка посмотреть, – попросила Моргана. – Неплохо, неплохо.
– Это потому, что ты пока очень нерешительно ведешь иглу. Попробуй еще разок и постарайся действовать более уверенно, а линию веди с одинаковым нажимом.
На этот раз, пожалуй, действительно получилось лучше. Линия вышла ровной, крепкой, отчетливо различимой. Видимо, весь фокус заключался в том, чтобы постоянно держать линию под контролем, а иглу вести неторопливо, хотя пока что мне казалось, что я действую чересчур медленно. Ведь обычно я рисую очень быстро, набрасывая контуры того или иного предмета легкими, как пух, прикосновениями к бумаге. А сейчас, казалось, будто я рисую густой патокой. С другой стороны, ведь и человеческая кожа на бумагу совсем не похожа. И тату наносится не просто
Моргана рассмотрела очередной рисунок и сказала:
– Хорошо. А теперь посмотри в зеркала.
Я пожала плечами:
В зеркалах виднелся Бам, который неумолчно болтал и пританцовывал.
– Попроси своего маленького дружка немного посторониться.