Земляничный вор

Он подошел к полке, где стояли всякие бутылки и кувшины, и взял бутылку сидра. Я хорошо помню, как выскочила пробка – слишком уж громкий и веселый это был звук для того места, где царила смерть. От встряски из бутылки пошла пена – словно золотистые духи прошлого лета пролетели в воздухе. А отец снова заговорил:

– Я сделал для вдовы все, что было в моих силах. Выплатил ее долги. Уж этим-то я был брату обязан. А она в благодарность подарила мне старый альбом с фотографиями. Там была вся жизнь моего брата. Его раннее детство. Жизнь в приемной семье. Он был очень похож на меня, только выглядел гораздо моложе и казался таким бравым в армейской форме. Он ведь почти сразу пошел на фронт и погиб в первом же бою. Ему тогда всего тридцать было. Хотя большинство его соратников оказались гораздо моложе. Если б он еще годик протянул, то, наверное, и призыва в армию мог бы избежать…

Отец умолк, сделал несколько глотков прямо из бутылки и рыгнул. Потом оглянулся на тетушку Анну, по-прежнему лежавшую под брезентом, и как-то криво усмехнулся – казалось, он и сейчас чувствовал ее молчаливое неодобрение. Затем он шутливым жестом поднял бутылку, словно желая с ней чокнуться, сделал еще глоток и обратился ко мне:

– Тебе, Нарсис, наверное, хотелось узнать, почему я не был на фронте и никогда не служил в армии? Дело в том, что я хотел. И даже пытался, но мне помешал, во-первых, возраст, а во-вторых, заикание, которым я страдал с раннего детства; из-за него мне всегда было трудно с людьми общаться. Я несколько раз пытался пойти на фронт – я даже написал письмо в военный комиссариат, – но каждый раз, когда меня вызывали на комиссию, мой голос отказывался мне повиноваться.

Тетушка Анна торжествовала. «Я всегда говорила, что ты слабак, – говорила она. – Ты даже умереть за свою страну не можешь. Просто трудно себе представить, до чего бесполезным существом нужно быть, чтобы даже смерть оказалась тебе не по силам!»

Отец сказал это так похоже на тетушку Анну, что я испугался. Поверите ли, Рейно, но у меня возникло ощущение, будто она заползла ему в рот и просто использует его голос.

– Я прожил с ней двадцать девять лет, – продолжал мой отец. – Одному Богу известно, почему она взяла меня к себе в дом, но матерью она мне так никогда и не стала. Видимо, надеялась, что я никогда не стану взрослым и навсегда останусь при ней в качестве жалкого мальчишки-работника, который в сыновья ей уж точно не годился. Но затем я встретил Наоми. Да, я встретил твою мать, и все изменилось.