Земляничный вор

– Я знаю одну историю. – Моргана явно пыталась разговорами отвлечь меня от неприятных ощущений. – Это история о мальчике, хранившем некую страшную тайну. И бремя ее было столь тяжело, что мальчик лишь с огромным трудом его выносил. И чем старше он становился, тем тяжелее становилось и это ужасное бремя. И в итоге оно стало казаться ему таким огромным, что его наверняка видят все вокруг. И он – а наш мальчик успел превратиться во взрослого мужчину – стал все сильней сгибаться под тяжестью этого бремени, чурался людей, жил одиноко и даже друзей от себя отталкивал из боязни, что они могут как-нибудь выведать его тайну. Шло время, тяжесть тайны стала совершенно невыносимой, и все же он предпочитал нести свое бремя в одиночку, и ничего иного ему даже в голову не приходило.

Согласись, отец мой, она ведь попала в самую точку. Никто и никогда не подбирался к моей тайне так близко. Но я по-прежнему не открывал глаз и, притворяясь дремлющим, пытался понять по той дорожке, которую прокладывала игла в коже, какой именно рисунок Моргана для меня выбрала.

– Причем этот человек, – между тем продолжала она, – вряд ли был столь же чист, как гипсовая статуя святого. Однако и плохим его никто не назвал бы. Он просто относился к числу тех перфекционистов, которые признают лишь абсолютные понятия – добро и зло, плохое и хорошее, – а потому пойти на компромисс был совершенно не способен. Он считал, что пока он будет терпеливо хранить свою ужасную тайну, она не сможет стать частью его существа, а значит, никто, кроме него самого, и не будет судить его за преступление, совершенное в детстве.

Открыв на мгновение глаза, я увидел в зеркале на потолке собственное отражение – там же была и Моргана, и сплетение тех странных листьев, и пятнистые птички, и ягоды земляники.

– Однажды этот человек повстречался с колдуньей, – Моргана явно улыбнулась, – и та сказала ему: если он заплатит ей золотом, она превратит его ужасную тайну в некий плод, а он этот плод съест и навсегда от своего бремени освободится. И он расплатился с ведьмой чистым золотом. А потом и предложенный ею плод съел, хотя тот оказался горьким на вкус. И тут человек этот вдруг испугался: а что, если колдунья его отравила? Всю ночь его бил озноб, всю ночь он ворочался и метался в постели, всю ночь так и сяк обдумывал сказанные ведьмой слова, которые теперь, в бреду, казались ему зловещими.

«Ну, раз уж мне суждено умереть, – решил он, – надо хотя бы перед смертью поступить честно». Тогда он, распахнув все окна и двери, прямо с постели, где лежал, измученный бессонницей и лихорадкой, громко поведал свою тайну ветру. И ветер, ловко ее подхватив, тут же разнес по городам и весям. И все всё узнали. Одни были потрясены. Другие разгневаны. Но в большинстве своем люди, услыхав о тайне этого человека, испытали к нему всего лишь жалость, ибо он, несчастный, всю жизнь прожил в одиночестве, продолжая нести свое тяжкое бремя. И люди один за другим стали приходить к нему, дабы подбодрить его, принося ему цветы, лакомства и прощение.

И он, лежа на смертном, как ему казалось, ложе, даже немного устал от этих неожиданных посещений. Он закрыл глаза и вдруг крепко уснул. А когда проснулся, то оказалось, что от лихорадки не осталось и следа, исчезло и то невыносимое бремя, а от его великой тайны осталась лишь горсточка семян, которые он вынул из съеденного волшебного фрукта. Он посадил семена в землю и стал с нетерпением ждать, какое же дерево из них вырастет. И дерево выросло, но оказалось самой обыкновенной яблоней, которая впоследствии дала невкусные, жесткие и кислые плоды, годившиеся лишь птицам на поклев. Только тогда человек начал догадываться, что, возможно – всего лишь возможно, – та женщина, которую он считал ведьмой или колдуньей, была самой обыкновенной торговкой, просто проходившей мимо и собиравшейся продать на ярмарке немного фруктов.

Но что же все-таки означает эта история, рассказанная Морганой? Почему я у нее-то не спросил? Может, вчера вечером я все-таки был немного пьян? Но ведь сегодня с утра я все помню отлично. И кожа на руке горит и чешется под пластиковой нашлепкой, словно у меня крапивница.

На часах было тридцать пять минут седьмого, и я сварил целый кофейник свежего кофе. Да, отец мой, я пью слишком много кофе, и это, безусловно, усиливает бессонницу. Однако я уверен, что именно кофе лучше всего прочищает мозги – по крайней мере, на какое-то время.