Земляничный вор

Я видела, как он уходил. Это было уже после полуночи. Шел он очень медленно, и живые цвета его ауры были как знак тревоги в ночной темноте. Ей как-то удалось сломить Рейно. Несмотря на его решительный настрой, несмотря на его гнев, несмотря на те дополнительные силы, которые я ему подарила. Теперь для борьбы с ней у меня осталось лишь самое последнее средство, хоть я и поклялась, что никогда к этому средству не прибегну: магия, призывающая Хуракан.

Моя мать всегда говорила, что в каждой сказке своя магия. Сказки и истории объясняют нам, кто мы такие, кем мы были раньше и кем надеемся стать. Сказки и истории придают нашей жизни форму, как бы являясь ее словесно-повествовательной основой. А порой лишь в форме волшебной сказки можно выразить то, о чем невозможно говорить вслух – о вещах заповедных, являющихся тайной даже для нас самих.

Я знаю одну историю – о девочке, голос которой был способен вызвать Хуракан. Мать очень ее любила, но девочка обладала необузданным нравом, и мать боялась, что однажды ветер услышит призыв ее дочери и унесет девочку прочь. А потому она наложила на спящую дочь магическое заклятие с помощью песка, дыма и звездного света, связав это заклятие криком кошки, что случайно пересекла ее путь во время снегопада. Проснувшись, девочка обнаружила, что лишилась своего голоса и теперь способна издавать лишь кошачье мяуканье.

Однако, лишившись голоса, девочка не смогла стать такой, как другие дети. Она утратила способность не только призывать ветер, но и просто расти, развиваться; становиться девушкой она уже не могла. И этому мать была особенно рада: ведь это означало, что дочь всегда будет в ней нуждаться и останется с ней навсегда. Однако мать так никому и не рассказала, как ее дитя утратило свой голос. Но, слушая ее кошачье мяуканье, знала: на этот раз страшный ветер пролетел мимо.

Разумеется, на самом деле вышло не совсем так. Всякие штучки, принадлежавшие моей матери – песок, карты, свечи, – можно было использовать только для красоты; это было нечто вроде театральных декораций, созданных для того, чтобы превратить сказку в некий ритуал. Настоящая магия – это нечто совсем иное и, безусловно, менее заметное, не так бросающееся в глаза. И зачастую порожденное отчаянием или страстным желанием.

Кошка пересекла твою тропинку в снегу и замяукала. Дул Хуракан.

Поймите, я просто боялась. Боялась с тех пор, как родилась Анук. Быть матерью – значит в равной степени познать любовь и утрату. А моя Анук так быстро вырастала, с таким жадным, ненасытным аппетитом тянулась к внешнему миру. Я всегда знала, что однажды ее потеряю; вопрос был не в том, потеряю ли я ее, а скорее в том, к кому она от меня уйдет. К Зози в ее леденцовых туфельках? Или к Жану-Лу Рембо?

А Розетт… Розетт, возможно, совсем иная. И я очень надеялась, что смогу удержать ее при себе. Потому-то я и нарисовала песчаный круг, а потом по собственной воле призвала Хуракан…

На той стороне площади чуть светится одна-единственная оконная створка – точно отражение света в моем окне. Моргана сегодня тоже не спит. Возможно, почувствовала с моей стороны некую активность. Возможно, и она выложила песком круг и расставила свечи, свет которых будет направлен против меня.

А этот песок у меня с того пляжа на дальнем морском берегу, где мы с матерью однажды провели ночь. Его нужно рассыпать по дощатому полу в виде мистической спирали. Эекатль, бог ветра[36], всегда изображается в виде спирали; ацтеки, например, для своих тайных ритуалов использовали разрез ушной раковины с явственно видимой внутренней спиралью.

V’là l’bon vent, v’là l’joli vent…