Земляничный вор

– Ты что, смеешься надо мной? – Это прозвучало уже угрожающе, и я поспешил объяснить, что Мимипочти всегдасмеется – ее смех был подобен пению черного дрозда: столь же естественный и без единой капли злорадства или задней мысли, – но тетушка Анна меня и слушать не желала.

Она схватила Мими за волосы, та принялась с криком вырываться, и я вскочил, но тетушка Анна заморозила меня одним-единственным окриком: «Нет!»

Я хорошо помню, как она возвышалась надо мной, и в вырезе платья среди пышных кружев ярко блестел в свете лампы ее черный крестик. Мне тогда показалось, что она ростом никак не меньше десяти футов – этакая статуя из базальта и льда с сияющими, как луна над Танн, холодными, темными, таящими угрозу глазами.

– Ты, Нарсис, заканчивай свой ужин, – ледяным тоном велела мне тетушка Анна, – а Наоми пока посидит в комнате вашего отца и подумает; может быть, научится вести себя как следует.

Надо было мне что-то сказать, заступиться за сестру. Я, собственно, и попытался, но для одиннадцатилетнего мальчика мир взрослых – это неведомый континент, населенный чудовищами. Меня страшила даже сама перспектива возможного противостояния тетушке Анне во всем ее ледяном величии, так что вряд ли можно было ожидать от меня сколько-нибудь решительных действий. В общем, я опустил голову, стараясь не слышать отчаянных воплей Мими, которую тетушка Анна волокла наверх, где находились спальни.

Через пять минут тетка вернулась, выглядела она мрачно и сильно раскраснелась. В руках она держала ключ от отцовской спальни, который прицепила на ту же цепочку, где висели другие ключи; эту цепочку она всегда носила на поясе. Затем она снова уселась за стол и устроила настоящее представление, демонстрируя мне, как полагается правильно есть зеленые бобы с картошкой. После чего налила себе стакан красного вина и довольно быстро его осушила. Я тем временем, изо всех сил стараясь не заплакать, мучительно жевал и глотал еду, не чувствуя ее вкуса, и она комками застревала у меня в горле.

– Ну вот, – с безрадостной улыбкой на тонких, как лезвие серпа, губах заметила тетушка Анна, – наконец-то хоть немного покоя.

Я промолчал, хлюпая носом и чувствуя в горле соленый вкус соплей и непролитых слез.

– Нужно пользоваться носовым платком, Нарсис, – сделала замечание тетушка Анна и налила себе еще вина. – А если ты простудился, то завтра, пожалуй, на улицу я тебя не выпущу.

Я сказал, что это не простуда.