Земляничный вор

– Только в тех случаях, когда это устраивает тебя, Вианн! А в остальное время мне не ясно даже, хочешь ли ты вообще, чтобы я был рядом с вами. Ты же как чертов флюгер! Рабыня ветра. Подчиняешься каждому его порыву. И я никогда не могу толком понять, что тебе нужно. Скажи, Вианн, чего ты хочешь?

Мне хотелось попросить его: останься! И я тут же услышала голос матери, которая напоминала мне, что так будет всегда, что за все нужно платить…

И я сказала:

– Я хочу, чтобы ты был свободен.

– Но я всегда был свободен, – пожал плечами Ру.

Я вспоминала птиц на фоне неба и запах пригоревшего шоколада, и мне так хотелось сказать ему: не уходи, но я больше не могла вымолвить ни слова.

– Значит, все кончено? – спросила я, помолчав.

Он кивнул:

– Да, Вианн. Мне так кажется.

Сказал и исчез – как та стая птиц, промелькнувшая в солнечных лучах.

Глава третья

Среда, 22 марта

После ухода Ру я села за кухонный стол и заплакала. Я никогда не плачу. Я никогда не плачу. Но слезы все текли и текли, оставляя на выцветшей от старости деревянной столешнице темные пятна, похожие на крупные капли дождя.

Все дело в том, думала я, что Ру превратился для меня во что-то вроде этого стола. Такой же постоянный, зависимый, отмеченный многочисленными шрамами в результате длительного использования. В общем, за все эти годы я пришла к выводу, что Ру полностью принадлежит мне. Но я ошиблась! Ничто мне не принадлежит. Все, что у меня есть, взято в аренду или взаймы. Этот магазин. И кухонный инвентарь. И даже рецепты. Всё – за исключением Розетт.

Я знаю, кого надо винить. Моргану Дюбуа. Имя, безусловно, вымышленное. Мне бы следовало сразу это понять: мои имена ведь тоже постоянно менялись, подобно временам года. У меня даже выработался некий инстинкт, позволявший мне видеть сквозь слой повседневности то, что скрыто в глубине. Но в Моргане я ничего разглядеть не сумела. Я видела только черных птиц и переплетенные побеги земляники с листьями, цветами и ягодами.

Ее принес к нам нехороший ветер. Мне сказали об этом и карты Таро, и пары́ шоколада. И пока я наблюдала за ней исподтишка, она успела завить кольцо перемен. Нарсис оказался первым. Ру – вторым. Подобно сказочному Крысолову, она наигрывает на дудочке свою мелодию, и головы послушно приподнимаются, и глаза сияют ей навстречу, и в воздухе завиваются спирали конфетти. А она, умелый Крысолов, все продолжает играть, и в ее мелодии каждый начинает чувствовать зов ветра, смену времен года, танец быстротекущих дней. Сперва эта мелодия очень проста, обманчиво проста и обманчиво приятна. Но постепенно она развивается, становится широкой, как река, грохочет, как ток крови в висках, а потом превращается в мощную приливную волну, и верхом на этой волне мчится Моргана Дюбуа, не ведающая ни горя, ни утрат; безжалостная и ненасытная…

И хуже всего то, что я понимаю: я и сама могла бы стать точно такой же, если бы не мои дочери, которые держат меня, как якорь. Я тоже могла бы превратиться в некое существо, в котором нет ничего человеческого, которое пожирает жизнь тех, кто его окружает. Неужели поэтому Моргана вызывает у меня такой страх? Потому что слишком сильно напоминает мне ту женщину, какой могла стать и я? Да, я могла бы стать такой, если бы сама позволила этому случиться. Но если мне все же предстоит стать кем-то еще, не может ли Моргана Дюбуа занять мое нынешнее место?

В подобном изложении все это, конечно, выглядит довольно нелепо и неуклюже. И все же мы с ней оказались очень похожи – просто зеркальные отражения друг друга. И таланты у нас весьма схожи. Мы обе вечно вьем кольца перемен. Обе способны извлечь из души человека то, что ему необходимо в себе увидеть – мужество, силу, умение прощать. И, разумеется, никакая не случайность, что мы обе чем-то торгуем. Такие, как мы, торговали своими изделиями и своим мастерством еще до того, как римляне вторглись во Францию; до того, как возникли Монсегюр и Ла-Рош-о-Фе[25]. Мы торговали и с повозок, и вразнос. Или обменивали свой товар на что угодно. Тогда это был, конечно, не шоколад, тогда и шоколада-то никакого не было.

И что теперь? Я всегда уверяла себя: шоколад лучше всего, он и действует гораздо нежнее. Этакая почти безвредная форма магии, похожая на одомашненное животное. Вот только совершенно ручными животные никогда не становятся. Кошка ночью совсем другая, чем кошка днем. А если кошка ночью пересекла твою тропу, то это знак, исполненный весьма мрачного смысла.