Земляничный вор

Я сразу поняла, что он имеет в виду. «То место» – это тату-салон. Les Illuminés. Делая вид, будто страшно заинтересована – хотя на самом деле никакого интереса я не испытывала, – я постаралась не обращать внимания на все усиливающееся чувство тревоги, повисшее в воздухе словно туча пыли.

– И как тебе там показалось?

Он расстегнул рубашку, и меня охватило головокружительное ощущение дежавю. Прямо над сердцем у него виднелось незнакомое темное пятно, как бы обведенное кружком воспаленной кожи. Воспаление, естественно, вскоре пройдет, и там будет виден хорошо знакомый мне рисунок: змея, прикусившая собственный хвост, ourobouros – символ, существующий со времен Древнего Египта[24]. Его версия Мирового Змея была обманчиво проста: идеально правильный динамичный круг, который выглядел как образец каллиграфии. Но я-то видела, с какой осторожностью она наносила рисунок на кожу: основная линия, казалось, была сделана кисточкой и образована из множества мелких мазков. Голова змеи, выполненная в абстрактной манере, все же носила вполне личностный характер, а в самой змее чувствовалась игривая свирепость, точно у щенка, треплющего свой хвост. Тени наложены немного неровно, словно в спешке, и на кисточку было взято слишком много сухого пигмента, так что получилось похоже отчасти на шерсть, а отчасти на черные перья. Но я узнала ее стиль, такой же особенный, как и звук ее голоса, и легко могла представить, с каким выражением лица она создавала этот рисунок.

– Ну что, неужели тебе не нравится?

– Просто я несколько удивлена. По-моему, тебе не свойственно совершать столь импульсивные поступки.

Это правда. Ру всегда все обдумывает. Он, может, и не всегда обсуждает свои планы, но я хорошо знаю: прежде чем принять любое решение, он сперва крутит и вертит его так и этак, точно кусок дерева на токарном станке, придавая ему форму, без конца шлифуя и лишь затем завершая работу.

– Но это вовсе не импульсивный поступок. Сперва мы с Морганой довольно много разговаривали. И не столько о ее работе, сколько о тех местах, где она побывала, и о тех людях, с которыми встречалась. Было очень приятно с ней поговорить.

Было очень приятно с ней поговорить. Я старалась подавить вспыхнувшее чувство негодования и обиды. Казалось, еще немного, и Ру признается мне в предательстве. В любовной интрижке или – что еще хуже – в глубоких интимных отношениях. Я заставила себя внутренне встряхнуться. В конце концов, Ру – не моя собственность. Да я совершенно и не хочу, чтобы он становился моей собственностью.

– Я тоже с ней познакомилась. Она и впрямь очаровательна, – сказала я. (И это была чистая правда.)

Ру кивнул.

– Она мне чем-то тебя напоминает. Она, как и ты, умеет ласково и нежно заглянуть в самую суть вещей. И заставить тебя увидеть то, что ты уже знаешь, но все время скрывал от себя.

– А тебя она что увидеть заставила? – спросила я.

Он только плечами пожал. Но в глазах у него плясали огоньки. А ветер снаружи игриво рычал, словно наполовину прирученный зверь, который все еще с легкостью может напасть на того, кто за ним ухаживает. Я чувствовала, как быстро бьется мое сердце, такими сердитыми маленькими поверхностными толчками. Вспыхнувший во мне гнев был совершенно иррациональным, но я отчетливо его чувствовала, как чувствовала и то, что этот ветер вновь готов сменить направление. Я даже прошептала маленькое успокаивающее заклинание: Кыш-кыш, исчезни!

Но по лицу Ру я уже понимала: этот ветер мне ничем не умилостивить. И взгляд у Ру был такой спокойный и неумолимый. И еще эта змея, что сама себя пожирает, начиная с хвоста… Словно мы живем для того, чтобы постоянно совершать одни и те же ошибки, чтобы отталкивать от себя тех, кого любим, чтобы двигаться дальше, хотя нам хочется остаться, чтобы молча ждать, когда нужно говорить. В той жизни, которую мы сами для себя выбрали, которой мы следуем, единственной постоянной величиной являются утраты. Утраты, которые в итоге съедают все остальное – как та змея съедает в итоге самое себя.

– Ты собрался уезжать?

– Да, Вианн, пора.

Мой голос звучал ровно, но был полон ненависти.

– Это из-за завещания Нарсиса? Из-за того, что тебе придется быть опекуном Розетт и заниматься ее собственностью?

Наверное, так и есть, думала я. Ру всегда выводила из себя одна лишь мысль о необходимости владеть землей. В мире Ру всякая собственность опасна; но еще более опасны длительные отношения с людьми. В мире Ру жизнь скользит мимо, как бы лишенная трения и похожая на реку: как и река, она подхватывает всякий плавучий мусор, потом тихо, осторожно выкладывает его на берег и устремляется дальше.

– Я обязательно встречусь с солиситором, – пообещал Ру. – И обязательно позабочусь, чтобы у Розетт не было никаких неприятностей.

– Я совсем не это имела в виду. – Теперь мой голос стал похож на опасно поблескивающее лезвие бритвы. – Ты нужен Розетт вовсе не из-за этого куска земли. Ты нужен Розетт, потому что ты – ее отец.

Это я зря сказала. И он, разумеется, взорвался: