Земляничный вор

Отец мой, у меня появился новый союзник. Я был прав: Мишель Монтур действительно выкрала зеленую папку у меня из дома, а потом бессовестно лгала и разговаривала со мной сквозь зубы, когда тем вечером я попытался припереть ее к стенке.

Но это еще не конец сказки. По всей видимости, Мишель велела сыну сторожить исповедь Нарсиса, но в тот же вечер злополучная папка неким образом из его комнаты исчезла. Мишель, естественно, подозревает меня – словно я мог одновременно и разговаривать с ней на пороге ее дома, и шарить наверху в комнате Янника, куда забрался, видимо, в окно и выкрал украденную ею папку, – а потому и послала сына выведать, где папка может теперь находиться.

Но у Янника имеется одна слабость, которой я с удовольствием не преминул воспользоваться. Он стал моим за кусок шоколадного торта – хотя, если честно, это был далеко не один кусок, но наше знакомство стоило каждого потраченного на угощение сантима. К концу беседы он успел слопать четыре mendiants, два ломтя баварского торта и целый пакет шоколадных яиц в хрустящей сахарной скорлупе, раскрашенных так искусно, что их было не отличить от настоящих яиц воробья-завирушки, после чего он пообещал, что первым делом сообщит мне – именно мне, а не своей матери! – где находится та зеленая папка, если, конечно, сумеет ее отыскать.

Он что-то знает. Я в этом уверен. Впрочем, рассказ его мне показался правдивым. Видимо, это максимум той правды, которую он может себе позволить. За долгие годы, проведенные на посту священника, я научился неплохо отличать откровенную ложь от лжи частичной. Просто Янник еще недостаточно мне доверяет и не готов поделиться со мной своими подозрениями. Но это пока что. Хотя его дружба с Розетт означает, что он горит желанием ей помочь, а я – да простит меня Господь! – достаточно хитер и попытаюсь этой его слабостью воспользоваться.

– Твоя мать считает, что с помощью содержимого зеленой папки ей удастся опротестовать завещание Нарсиса, – сказал я. – А если она сумеет доказать, что в момент составления завещания ее отец страдал душевным расстройством, попросту говоря, был не в своем уме, тогда она, пожалуй, попытается отменить и его решение оставить дубовый лес Розетт Роше.

Янник осторожно на меня глянул, уплетая очередной кусок баварского пирога.

– Это действительно очень вкусно, – похвалил он. – А мама совсем не разрешает мне есть торты и пирожные.

– Ну, один-то кусок особого вреда никому не принесет, – утешил его я.

– Но ведь мне всегда есть хочется! Мама говорит, таким уж я уродился. Ем и ем без конца, но никогда не чувствую себя сытым. Хотелось бы мне научиться так же строго соблюдать пост, как это делаете вы.

Я улыбнулся.

– Моя способность поститься несколько преувеличена. Вианн Роше, например, могла бы рассказать тебе парочку интересных историй на сей счет.

Но Вианн Роше сегодня, похоже, никакого интереса к разговорам не проявляла. И, честно говоря, выглядела весьма озабоченной; Розетт дома не было – скорее всего, она исследовала свои новые владения. Янник, похоже, был несколько разочарован ее отсутствием, но все же остался в chocolaterie, соблазненный шоколадом и пирогами. Он ел осторожно, маленькими кусочками, низко наклонив лицо, наполовину скрытое длинной, свисающей на глаза прядью волос.

В глаза мне он старался не смотреть и вообще почти не отрывал взгляда от тарелки, однако мое первое впечатление о нем – мне он тогда показался несколько заторможенным – существенно изменилось; я понял, что мальчик просто немного неуклюж и совершенно непривычен к разговорам со взрослыми людьми. Правда, я и сам не очень-то умел устанавливать с детьми дружеские отношения. Но сегодня мне повезло: я неожиданно обрел помощницу в лице Майи Маджуби, которая явилась в chocolaterie во главе целого отряда ребятни с того берега реки, из Маро.

Я заметил их, когда они были еще на той стороне площади – заглядывали сквозь стеклянную витрину в тату-салон, а затем двинулись в сторону chocolaterie. Майя, самая младшая, шла впереди, а следом тащились еще два мальчика лет двенадцати-тринадцати и девочка примерно того же возраста, одетая в хиджаб. На Майе, разумеется, никакого хиджаба не было; на ней было веселенькое яркое платьице в зеленых и оранжевых тонах.

– Месье кюре! – закричала она, заметив, что мы с Янником сидим за столиком возле двери. – А я думала, что священники шоколад не едят!

Я улыбнулся и объяснил, что иногда это делают даже священники, хотя сам я предпочитаю так сильно не грешить, особенно во время Великого поста.

Она засмеялась и с любопытством уставилась на Янника, которому стало явно не по себе: по-моему, он боялся, что и его мать может в любой момент сюда войти.

– Меня зовут Майя, – церемонно представилась девочка.

Янник совсем встревожился, и мне пришлось пояснить:

– Майя – подруга Розетт.

– Я тоже ее друг, – сказал Янник.

– А я знаю: ты Янник Монтур! – выпалила Майя. – Я слышала о тебе от моей Оми.