Земляничный вор

– Да, и вас это, должно быть, сильно огорчит. Вы ведь столько труда положили, чтобы как-то объединить Ланскне, расколотый на две половины, так что создавшаяся ситуация не может вас не беспокоить. Я уж не говорю о том, что у самых старых жителей городка, наиболее приверженных традициям, присутствие тату-салона на центральной площади не может не вызвать гнева; но куда опаснее то, что в связи с этим способна вновь обостриться неприязнь между коренными жителями и мусульманской общиной.

Довольно грубый прием, понимаю, но мне нужно было спешить: запах шоколада был сейчас наиболее силен, и я хотела успеть посеять в душе Рейно как можно больше семян сомнения, пока мое летучее волшебство не начало ослабевать.

– Что это вы такое готовите? – не выдержал Рейно. – Какой-то необычный запах… Совсем незнакомый.

Я улыбнулась.

– Я просто пытаюсь довести до совершенства один новый рецепт. Надеюсь, к Пасхе у меня это получится.

Он даже головой тряхнул, словно пытаясь освободиться от наваждения, и заверил меня:

– Тогда я непременно к вам зайду и это попробую.

Я вручила ему сдачу и пригласила:

– Буду рада вскоре снова вас здесь увидеть. Приходите.

– Обязательно приду. Спасибо вам, Вианн.

Он вышел за дверь и решительно двинулся через площадь в ту сторону, где с миндального дерева уже начинали опадать белые как снег лепестки.

Глава шестая

Пятница, 24 марта

Мими всю ночь провела в отцовской спальне. Я слышал, как она плакала, просилась выйти оттуда, и голосок у нее был жалобный, как у бродячей кошки. Но тетушка Анна на ее плач никакого внимания не обращала, так что и я был вынужден притворяться, будто ничего не слышу – но только до тех пор, пока тетушка Анна не отправилась спать. А потом я сразу же подкрался к отцовской двери и попытался утешить Мими.

Сперва, правда, мне никак не удавалось заставить ее ко мне прислушаться. Она так громко плакала, что совсем не слышала моего шепота. Потом я догадался подсунуть под дверь записку – читать Мими, конечно, не умела, но я знал, что, увидев записку, она непременно захочет ее развернуть, – и вместо слов я нарисовал картинку: я в пижаме сижу в коридоре под дверью, а Мими плачет по другую сторону двери; за соседней дверью я изобразил тетушку Анну, спящую в кровати. Картинку я подсунул под дверь и постарался пропихнуть ее как можно дальше.

Плакать Мими перестала. Было слышно, как по натертому полу прошлепали босые ножонки, затем что-то зашуршало – это она подняла записку и развернула ее, – и Мими негромко закаркала, что всегда заменяло ей смех.

– Ш-ш-ш, – прошипел я. – Это я, Нарсис. Ты меня слышишь?

Радостное карканье.

– Но выпустить я тебя не могу. Тетушка Анна дверь заперла и ключ забрала. Но ты не бойся, я здесь побуду, так что больше не плачь.

Она еще покаркала и придвинулась поближе, устроившись на полу возле щели под дверью.

– Ты есть хочешь? Я тут тебе кое-что принес.