Он не хотел знать, чем занималась всё это время Коэре — конечно, она проводила немало времени на корабле, оказывая помощь всем раненым и травмированным психически. Единственным, кто неизменно отказывался от её помощи, оставался сам Рикэн. Даже получив глубокую рану в стычке пару недель назад, он предпочёл обрабатывать её самостоятельно. Но не наблюдать за ней не мог.
В этом, конечно, была изрядная доля мазохизма — узнавать, как она всё чаще посещает Тёмный Дом, встречаясь с Саччем. Об их отношениях уже шептались — и в правительстве Октиании, и на "Чёрной звезде". Но никто не смел рассуждать громко: горианцы — из уважения к своему доктору, октианцы — из страха перед своим правителем.
Рикэн ненавидел её и любил одновременно. Он хотел бы стать равнодушным к ней, излечиться от неё, но это никак не выходило. Иногда его поглощали мечты, чтобы она вернулась к нему. Иногда даже представлялось, как она возвращается, но он не прощает.
Ни один нормальный горианец не простил бы: большинство телепатов отличались повышенной щепетильностью в вопросе физической близости. Но он знал, что если она в самом деле вернётся, то моментально получит прощение за всю боль, что причинила ему. Его любовь к этой женщине походила на наваждение. Только в реальности Коэре до этого не было никакого дела — она даже не заговаривала с ним.
Вот и теперь, на церемонии награждения, Коэре стояла так близко к правителю планеты, что её могли бы принять за члена его свиты — если бы не крылья. Чем больше Рикэн смотрел на неё, тем больше кровь ударяла ему в голову. Её взгляд большую часть времени принадлежал Саччу — словно она занимала должность его секретаря или любовницы. Горианцы с "Чёрной звезды", правда, понимали, что это невозможно: они чувствовали правителя планеты как телепата. Но октианцы, ничего не подозревавшие о способностях Сачча и не знавшие ничего о слиянии, почти не сомневались в интимной связи своего руководителя с красивой горианкой.
Потеряв самообладание, Рикэн осторожно протиснулся к Коэре через толпу прихлебателей Сачча — охрана не посмела остановить его.
— Ты уходишь с нами сразу после церемонии, — негромко сказал он ей на ухо, крепко сжав за локоть.
Он старался не слушать её эмоции, но лёгкое напряжение, даже страх всё же хлестнули его по лицу — она по-прежнему боялась его! За что? Чем он заслужил это?
"Я ведь никогда тебя не обижал", — подумал он с досадой, всерьёз оскорблённый.
Коэре нервно дёрнула головой:
— Я и так собиралась уходить, Рикэн.
— Неужели?
— Да.
Покорность в её тоне немного успокоила его:
— Ладно.
— У тебя кровь на повязке, — негромко сказала она, впервые обратив внимание на его руку. — Надо перевязать.
Рикэн дёрнул уголком рта:
— Позже. Я справлюсь.
— Почему ты не показал мне? Рана глубокая?
Теперь всё её внимание сосредоточилось на нём, и в эмоциях отразилась лёгкая тревога. И он ощутил предательский бальзам, проливающийся в глубину души — несмотря ни на что, ему была чертовски приятна её забота.
— Не смертельная, — сухо ответил он, тем не менее.
— Я хочу взглянуть.
Рикэн допустил слабость лишь на мгновение — и его почти затянул её встревоженный взгляд.
— Хорошо, позже, — вырвалось у него прежде, чем он подумал о том, что сказал.
Поздно вечером, когда они вернулись на корабль, он хотел замять это дело, но Коэре не позволила, настаивая, чтобы он зашёл в смотровую каюту. Там она аккуратно сняла его самодельную повязку и даже издала тихое восклицание, обозрев его рану.
— И ты так три дня ходишь, — с упрёком бросила она, открывая свои мази.
— Заживёт, не в первый раз.
Коэре молча принялась за обработку, действуя так осторожно, чтобы не причинить ему боли, что Рикэн снова начал таять. Где-то в глубине души он даже хотел, чтобы она не заканчивала подольше. С другой стороны, ему хотелось бежать от неё.
Пока она работала, он изучал взглядом красивые проворные руки, аккуратную затейливую прическу на голове, строгое лицо, немного похудевшее на Октиании, и пухлые нежные губы. Вспомнив о том, как они целовались, Рикэн стиснул зубы и усилием воли вернул себя в реальность.
Им пора было расходиться по каютам. Он хотел сорваться с места, но Коэре, как назло, медлила. Она подняла глаза и как-то нерешительно произнесла:
— Тебе надо быть осторожнее…
Что это было? Забота о нём или дежурная фраза врача? За секунду он успел возненавидеть себя за то, что придавал такое значение проходной фразе.
Но всё же посмотрел в глаза, проверяя, и обнаружил в её эмоциях гремучую смесь нежности, смущения, тревоги и тепла. В мгновение ока утратив способность соображать, он притянул её к себе здоровой рукой и накрыл ртом её губы, жадно и нетерпеливо раскрывая их языком. На этот раз он целовал её намного бесстыднее, чем на Горре, не тратя время на нежные прелюдии.