Землянка для дракона

Он даже особо не стремился обманывать её: честно говорил, что намерен быть грубым. Не потому, что предупреждал, конечно, просто знал, что она на крючке. Сачч не затаскивал её силой ни в автомобиль, ни к себе домой — она добровольно шла, не оборачиваясь, словно зомби на запах свежей крови. Даже не понимая, что это была её собственная кровь.

По дороге он припомнил ей многое — от самого момента их знакомства восемь лет назад. Все моменты, когда она флиртовала и выглядела при этом, конечно же, жалко, когда тайком фотографировала его для себя и думала, что он не замечает, а он замечал всё, когда болтала о нём с другими журналистками, а он прослушивал записи, все до единой.

Когда они приехали, Корра чувствовала себя не просто униженной — скорее, раздавленной. Сачч в тот вечер словно срывал на ней всё зло, накопившееся у него за долгие годы. Он даже не забыл упомянуть о других женщинами, с которыми спал, и которые, по его словам, показывали себя в постели намного лучше, чем она, Корра.

Выходя из машины, она слегка покачнулась, оглушённая, не понимая, что происходит и зачем это всё. Зато послушно протянула ему руку, пребывая в глубоком шоке.

В доме он заставил выпить что-то алкогольное, не очень крепкое, от чего физически ей стало немного лучше, но по-настоящему прийти в себя не удалось. Она в тот момент словно выпала из реальности, наблюдала за всем со стороны. В том числе за тем, что он делал с её безвольным телом.

— На колени, — приказал Сачч, глядя в сторону. И расстегнул брюки.

У неё не нашлось возражений против полупринудительного минета. К тому моменту её поглотила беспроглядная апатия. Кроме того, Корра не испытывала физического отвращения ни к чему, что могло произойти между ними, хотя всё внутри неё и замерло от того, по какому сценарию это происходило.

— Всё ещё влюблена? — с какой-то иезуитской улыбкой спросил он, поднимая с колен секунд через тридцать. Он не кончил, не дал продолжить, едва возбудившись.

Она молча отвернулась, но тут же получила лёгкую пощечину:

— Смотри на меня, — велел он.

— Сачч, не делай этого со мной. Пожалуйста, — взмолилась она из последних сил.

— А что с тобой делать? Это?

Сачч сопроводил свой вопрос парой резких шлепков по заднице, не отрывая глаз от её лица, маниакально наслаждаясь её бессилием, неспособностью возразить ему, по-настоящему сопротивляться.

— Не надо, — попросила она снова, испытывая ужас при мысли, что шлепки могут её возбудить. Только не это — не то, от чего он сможет получить ещё больше удовольствия, а заодно и мотив для дальнейшего издевательства.

Сачч тем временем перешёл к лёгким пощёчинам, возможно, досадуя на её слабый эмоциональный отклик и приходя от этого в ещё большую ярость.

— Ты ни на что не годишься, — бросил он, охваченный внезапной злостью. — О чём ты мечтала, Корра?

— Я не знаю.

И снова пощёчина. Несильная, правда. Не впечатлило. Словно он сам себя боялся отпустить.

— О чём мечтала-то? Давай, рассказывай.

Он повысил голос, и тут с ней что-то произошло. То, что она поняла, лишь когда вернулась. А тогда это просто вырвалось.

— Думаешь, ты такой уникальный? — спросила она, вдруг резко поднимая подбородок, словно просыпаясь от трансового полусна.

— Что? — на пару тонов тише спросил Сачч.

Его лицо потемнело, на лице обозначились скулы. И тут она окончательно проснулась. Страха больше не было, только боль. Пришло какое-то странное чувство, словно она всю жизнь шла к этому. И теперь оставалось только просто сказать. Сказать что-то важное. Что-то главное. Сказать не ему, а самой себе.

— Я спросила: ты думаешь, ты такой уникальный? Первый такого типа мужчина, встретившийся на моём пути? — выплюнула она ему в лицо и ухмыльнулась, заметив замешательство в глазах. А затем язвительно продолжила, — Да-а, вижу по глазам, ты примерно так и думаешь. Считаешь, ты так крут и неповторим — такой вот воин, всеобщий любимец, по совместительству подонок и профессиональный разбиватель сердец? Не-ет, Сачч. Твоя уникальность заключается в паре деталей, но в целом таких, как ты, кругом полно. Ты просто больной.

Словно со стороны, она услышала свой смех, слегка безумный от боли, но освобождающий. В неё буквально вселилось какое-то иное существо, и Сачч его испугался. Он отступил на шаг, а ей оставалось наступать.

— Я видела тебя в десятках лиц. Я уже проходила это не раз, не два и не три. Каждый раз это ещё жёстче, ещё больнее, вот уже дошло до синяков, крови. Вот я уже стою на коленях. О чём я думала, когда на это шла? Я не знаю. Скажи мне, как ты думаешь? Думаешь, я влюблена? Не-ееет, мы оба знаем, что нет. Это просто моя карма, и я не знаю, почему она такая, но каждый следующий мужчина хуже предыдущего. И я жду последнего. Нет, Сачч, не для того, чтобы он полюбил меня, не для того, чтобы жить долго и счастливо. Я жду того, кто меня убьёт. Уничтожит физически, чтобы я больше не мучилась, — заорала она, когда увидела в его лице конечную степень замешательства.

И после этого сразу понизила голос, теряя всякий интерес: