Земная кровь

— Суеверие. Они боятся города, — Генри Дред внимательно изучал уличную обстановку. — Но это еще не значит, что их здесь нет. Впрочем, они, вероятно, правы, опасаясь города. Посмотри-ка туда, — и он указал на глубокий провал, черневший рваными краями. — Мина-ловушка, пояснил Генри Дред. — Не знаю сколько их, не исключаю, что весь город усыпан ими. Поэтому смотри в оба.

Они подъехали к стене, покрытой глиняной черепицей, из-под которой пробивались растущие изящные цветочки.

— Парк, — пояснил Генри Дред. — Весомое напоминание о прежней земной роскоши. Может, потом у нас и будет время осмотреть его.

— Здесь танк! — прорезался человеческий голос из-за соседнего дома. Боло Марк — Эх, фабричная марка свежая…

— Только не трогай его, тупоголовый идиот! — протрещал Кзак из Боло. — Я не хочу, чтобы чьи-нибудь грязные лапы прикасались к нему, пока я его сам не осмотрю.

Генри Дред рассмеялся.

— Это тебе не женщина, ты, плешивый череп. Это мой танк, и я его увижу первым.

— Слушай, я хочу слазить в парк, — сказал Роун. — Позови, когда понадоблюсь. Генри Дред насторожился.

— Да не убегу я, — успокоил его Роун. — Во всяком случае, до тех пор, пока ты держишь Железного Роберта в камере.

— Ну хорошо, — согласился Генри Дред. — Монет быть, если ты увидишь этот парк, то поймешь разницу между джинами и людьми. И тогда, вероятно, тебе станет ясно, чего я хочу.

— Босс! — позвал Кзак. — Посмотри-ка, полные баки, и магазины, и…

— Не трогай ничего! — крикнул Генри Дред Роуну. — У этих проклятых гуков яичница вместо мозгов.

— Ладно, — пообещал Роун и приготовился карабкаться по сучковатому старому дереву, которое возвышалось над стеной сада. — Пальни в воздух, когда захочешь, чтобы я вернулся.

— Смотри в оба, мальчик, — произнес мягко Генри и осекся. Он достал свой бластер Марк-XXХ и вручил его Роуну. — Я знаю, что ты вернешься, — сказал он, — и узнаешь много нового для себя.

Сидя на нижней ветке дерева, Роун подкинул пистолет в руке, определяя его вес. Он чувствовал твердость его металла, холод стали, с пламенной ее душой, и заключенную в нем мощь. Он решительно посмотрел на Дреда. Тот понимающе улыбался, догадываясь, какие чувства обуревают его сейчас. Вскоре капитан широким шагом пересек площадь. А Роун стал взбираться на деренов, вспоминая свои игры с грасилами, свой полет через каньон, Экстраваганзоо, дерево-недотрогу и свои последние дни в Тамбуле. На самой верхотуре он вспомнил натянутый на высоте канат, Стеллери на нем и ее встревоженный взгляд… Но тут перед ним распахнулся парк во всей своей мощи и красоте, и те воспоминания в этот миг улетучились бесследно. Его взгляду открылись следы Земной цивилизации, о восстановлении конторой так много говорил и думал Генри Дред.

В парке росла зеленая трава и пестрели цветы. Роун заметил маленький автоматический культиватор, движущийся вдоль тропинок, рядом с которыми вспенивались и разбрызгивали свои струи не тронутые временем фонтаны.

На ухоженной лужайке лежала упавшая статуя, лицом вверх. Ее поднятая рука указывала в небо.

Это был землянин. Настоящий землянин.

И он был похож на Роуна.

Спрыгнув со стены на упругую траву, Роун подбежал к статуе. Все — глаза, уши, лоб, мускулы — ну все, как у Роуна. Это, несомненно, был Землянин!

«Наверное, мой отец выглядел так же, — думал Роун. — Кто это? Мужчина? Откуда он приплел?» Он наклонился к основанию статуи. «Зем. Имп.» — гласила надпись, увенчанная голубем и ветвью. И ниже: «се — человек, июль 28, 12780».

— Се, — сказал Роун статуе, прикоснувшись к ней и задумавшись над тем, как же должно произноситься это имя.

Затем он очнулся от звука, витающего в воздухе. Он прислушался к мелодии, она, как и благоухающий тонкий аромат, слегка кружила голову. Она ничего общего не имела с той какофонией, которой одаривали слушателей цирковые извлекатели шума. Где-то глубоко — в сознании или подсознании — эта музыка навевала воспоминания о том, с чем сам Роун не сталкивался в реальности. О солнечном свете, которого он никогда раньше не видел даже во сне; о ветре, дуновения которого он никогда не ощущал; о тех местах, в которых он никогда не бывал…

«Мир» — снова и снова произносил про себя Роун и понимал, что Генри придал этому простому и такому всеобъемлющему слову какое-то иное, слишком узкое значение.

Весенне-зеленая трава покрывала холм до самого края тропинки и расстилалась дальше, между клумбами, усеянными роскошными яркими цветами. Какой-то широколистный голубой бутон с черными крапинками, словно алчущий зев, ритмично разбрасывал и снова собирал свои лепестки…

Музыка внезапно оборвалась и опять зазвучала, но уже совсем другая, пробуждающая смутные воспоминания о том, чему он, возможно, даже был когда-то свидетелем.