Земная оболочка

Еще два дня тому назад он встал бы и вышел, гордый возможностью лишний раз показать, что это общество не для него. Сейчас, однако, он очень устал, но даже сильней, чем усталость, ощущал потребность в помощи — совсем как когда-то Роб. Он ошибался, потому что был благополучней Роба, и все же два последних дня заставили его усомниться во всех ориентирах, на которые он полагался на протяжении четырнадцати лет — в людях, домах, деревьях. Попросить ее прямо он не мог — не зная, какая ему нужна помощь и окажет ли она ее, поэтому сказал: — Роб благодарен вам. Он сам сказал мне об этом.

— Где он?

— В Ричмонде.

— Его приняли обратно на работу?

— Нет, мой дедушка умер. Роб поехал туда привести дела в порядок.

— Дедушка Мейфилд? Вот же не везет тебе — один за другим.

Хатч понял, что она говорит серьезно, без тени издевки. — Мне не привыкать, — сказал он, — Роб говорил, что вы знали мою маму.

— Если кто ее знал, так это я. Большая охотница была до всяких секретов, да только мы выросли вместе, так что от меня скрываться ей было не с руки.

Хатч сказал: — А от меня она скрылась.

Делла сказала: — Что ты помнишь?

— Разве вы не знаете, что я никогда ее не видел.

Делла сказала: — Меня тут не было. Ты уж прости меня, я ведь уехала отсюда сразу после их свадьбы. Мне казалось, что она пожила немного после твоего рождения и у тебя было время ее узнать.

Хатч покачал головой. — Нет, я только видел ее фотографии. И еще она мне снится.

Делла кивнула. — И что она делает?

— Во сне? Всегда исчезает. Я случайно наталкиваюсь на нее в лесу, прошу ее подождать, чтоб успеть позвать Роба, но она всегда исчезает.

— Пока ты ходишь за Робом?

— Он в доме, — Хатч указал назад, себе за спину, согласно сну.

— Значит, ты ушел от нее. Не захотел с ней оставаться. Вот этого она всегда и боялась, что никого с ней не останется. Она так этому противилась, что с того и померла в конце концов.

Хатч сказал: — Это я ее убил.

Делла задумалась, потом встала с тарелкой в руках, подошла к комоду и поставила ее. Она стала смотреть в мутное зеркало, не взяв гребенки, не охорашиваясь, просто вглядываясь, внимательно-внимательно, как будто все, чему научила ее жизнь, можно было прочесть на ее лице, как будто все это было оттиснуто на ее черной коже. Она знала о Рейчел не меньше, чем о себе, Делле. Потом снова пошла к кровати, села на этот раз в дальнем ее конце и посмотрела прямо на Хатча.

— Кто-то тебе наврал. Мне все равно кто, только я-то врать не стану. Так что ты верь. Это святая правда. Рейчел умерла, добиваясь своего. У нее были недостатки, и немалые — кому знать, как не мне, — но всю свою жизнь она хотела одного: иметь что-то. Чтобы это было ее на всю жизнь. И чтоб было живое — не наряды или кольцо на пальце вертеть. И чтобы говорящее было — не кошечка или собачка. И она от одного к другому кидалась — то к папочке своему, то к дружкам школьным. Ан все не то! Со всеми ей горе одно было, хотя, правду сказать, они в том виноваты не были. И вот приехал Роб и вроде бы того же самого хочет — она и вообразила, что это он. А получилось, должно быть, не так; меня здесь не было, как я тебе уже сказала. Ну и тогда она решила, что у нее будешь ты.

— Она сказала вам это?

— Нет, голубчик. Я ведь ни разу не видела ее после того, как она из дому ушла. Я им свадебный ужин приготовила, она пришла ко мне, подарила мне свой букет и говорит, мол, я ее знаю, и если она меня позовет к себе, так чтоб я непременно приехала. Я сказала, что приеду — соврала, наверное (я в Филадельфию собиралась). Но она так меня и не позвала, вот и выходит, что, может, еще я и не соврала. Только мечтала-то она всю свою жизнь о тебе — понимала, что уж ты-то будешь ее собственностью, что она тебя выносит и сумеет удержать при себе. А умерла она по несчастной случайности или просто богу так было угодно. Но ты ведь за ней остался — и глаза у тебя такие же, как у нее, строгие, и вот, смотри, вернулся сюда.

— Да они-то умерли, — сказал Хатч. Ни он, ни Делла с начала разговора не упомянули его деда.

— Зато мы с тобой живы. — Она улыбнулась.

И Хатч улыбнулся в знак согласия, однако он хотел знать больше. — Он долго болел?