Проселочная дорога вела через ощетинившиеся желтой стерней убранные поля. По металлическому мостике, переброшенному через ров – дренаж, по дну которого бежал ручеек, они продолжили путь по проселочной дороге. Вдоль нее еще несколько лет назад зеленели плантации виноградников с черными, фиолетовыми и янтарными гроздьями ягод. А ныне после корчевки кустов выращивают пшеницу, ячмень, овес и другие зерновые растения. Кое-где еще возвышались копны свежей соломы. Туфли Григорий сразу же покрылись серой пылью. Он истосковавшимися глазами оглядывал деревенские пейзажи.
На дальнем углу поля, возле лесополосы, За высокими акациями виднелся сельских погост, паслось стадо коров. Клинцов вспомнил, как и сам мальчонкой когда-то помогал матери пасти животных. Постоянного пастуха в селе не было, поэтому стадо пасли по очереди. Много молока давала их корова Марта, а затем и Жданка. Григорий пил его из глиняных кувшинов. Молоко было холодное и вкусное.
С запада доносились отчетливые раскаты грома, будто кто-то гнал порожняком по ухабистой дороге телегу. Небо там было затянуто свинцово-синей пеленой. В природе, казалось, все замерло в предчувствии надвигавшейся грозы. Разморенные дневной жарой, в придорожной канаве поникли запыленные ромашки и васильки. Ласточки низко метались над землей. В густом, воздухе плыл запах свежей соломы и трав.
– Не поспеть нам до дожди, – нарушила неловкое молчании Оля. Следом за ее словами впереди на дороге, поднимая фонтанчики пыли, ударили тяжелые капли. Потянуло прохладой. И вскоре дождь безжалостно поливал пешеходов. Григорий заметил неподалеку от дороги копну соломы и, оборачиваясь к спутнице скомандовал:
– Побежали!
За копной можно было укрыться от дождя. Сложив вещи, они рассмеялись. Одежда успела промокнуть насквозь. Прическа у нее распалась, длинные мокрые волосы сбегали на грудь. А светлое с голубыми цветочками ситцевое платье плотно облегало её гибкое тело. Уловив на себе пристальный взгляд Григория, Оля встала в полуоборот, и чтобы как-то сгладить стыдливость, тихо прошептала:
– На кого я теперь похожа, совсем растаяла.
– Солнце выглянет, быстро просохнешь, – успокоил он ее и пригласил.– Присаживайся.
Сам опустился на сухую солому. Женщина присела рядом. Дождь с отчаянной злобой хлестал копну с противоположной стороны.
– Попали мы с тобой в переплет, – весело поглядел он на взгрустнувшую Олю. Его радовал этот дождь, радовали ее мокрые волосы и злато-карие, влекущие своей теплотой и искренностью глаза.
– Хочешь апельсины? – он открыл крышку чемодана и, не дожидаясь ответа, подал женщине три оранжевых плода. Она благо кивнула головой и спросила:
– Надолго ли к нам?
– События покажут, – улыбнулся Григорий. – У матери совсем здоровье сдало. Приехал навестить.
– Да, мне твой брат рассказывал, – очищая с апельсина кожуру, подтвердила она. Григорий ощущал, как давнее забытое чувство наполняет его сердце. «Что ты, как мальчик, держи себя в руках», – подсказывал ему здравый рассудок. Но он ничего не мог с собой поделать.
– Оля… – растерянно прошептал Григорий. – Ты ведь все помнишь, не забыла?
–Такое остается на всю жизнь. Первая любовь, первый поцелуй, – прошептала она, смело глядя в его глаза. – И вы, ты читал мне стихи…
Она молча отвела взгляд в сторону. Клинцов бережно обнял ее за плечи, осторожно поцеловал в щеку и продолжил , прикасаясь мягкими губами к ее розовому уху с капелькой рубина в золотой серьге:
Оля с трудом, ощутив трепет страстного тела и непреодолимое желание, освободилась из его объятий.
– Не надо, не надо, Гриша, – задыхаясь от страсти, потухшим голосом произнесла она. – Запоздал ты со своей любовью. Другая я теперь, дочка и сын дома подрастают. Прошло все, отпылало, как закат.
– Прости меня, Оля, сам упустил свое счастье, – виновато прикоснулся он к ее руке. Она нежным взглядом простила его, задумалась, грустно склонив голову.
– Ты не боишься, что нас могут увидеть вдвоем? – спросил Григорий.– С детства знаю, что в любом селе, где все на виду, всеравно, что шило в мешке, ничего не утаишь?
– Привыкла я к бабьим пересудам. В селе это в порядке вещей, любят лясы точить, – ответила Оля, выжимая из волос воду. Дождь прекратился. Женщина встала, отряхнула с платья прилипшие соломинки.
– Пора в дорогу, – и появились на ее лице знакомые Григорию милые ямочки. Кучевые облака, едва не касаясь шпиля телеретранслятора, что на краю Чапаевки, отнесло ветром в сторону.
Гром ухал в отдалении и там темно– синие полосы задрапировали небосклон, спрятав от взора контуры Крымских гор. На чистый голубой, как эмаль окоем неба выплыло солнце, и все засверкало. Запах соломы стал еще острее. Давно Клинцов не дышал таким чистым, прозрачным воздухом, разве что когда выезжал в подмосковный лес.