— Характеристику? — Старуха важно задумалась. — Вот мать у него, например, красавица. Только поглядеть. А до чего же как соседка приятная. Прошлый год я перец не готовила н… зиму, не мариновала. Врач запретил мне его есть. Из-за катара дыхательных путей. Слышите, как дает себя знать? Кх-кх! — покашляла старуха. — Так соседка, бывало, навестит и перчика мне принесет.
Испуг ее окончательно прошел, и теперь старуха сновала по комнате и маялась, заглядывая в окно, — ей хотелось, чтоб хоть кто-нибудь из соседей увидел, что в старухе Кечеджи нуждается должностное лицо.
— Вы придерживайтесь относительно родителей Алексея Колпакова, попросил Баныкин.
— Пожалуйста, — охотно согласилась старуха. — Ну, мать иногда на него обижается. Даже заплачет другой раз. Каждому, как ни говорите, хочется, чтобы свое дитя в люди вышло… Ай, вот и она как раз идет!
Баныкин поглядел поверх головы старухи в окно, поспешно простился и вышел.
По двору шла женщина в белом платье, с большой продовольственной сумкой в руках. Баныкин подождал, пока она скрылась за дверью, и тогда постучал. Ему тут же открыли. Он сказал бодро:
— Здравствуйте. Я из комсомольской бригады содействия милиции.
— Очень приятно, — сказала Лешкина мать, попятившись в замешательстве.
Он прошел за нею в комнату.
— Я по поводу того, что случилось ночью. По поводу Алексея Колпакова.
Она возбужденно посмотрела на Баныкина и перевела взгляд на Матюшу, сидевшего с газетой тут же за столом.
— Вы присядьте, — сказал Матюша.
Баныкин охотно обернулся к'нему. С мужчиной говорить все же легче. Он сел, положив на стол перед собой соломенную шляпу. Матюша поднялся, снял со спинки стула пиджак и надел его. Он опустился на прежнее место напротив Баныкина и напряженно посмотрел на него. Баныкин почувствовал: он в курсе ночного происшествия.
— Этой ночью, находясь на посту, — г- старательно сказал Баныкин, — в конце Торговой улицы, внизу… Мной лично был задержан ваш сын.
— Его отец погиб в Берлине, — осторожно вставила мать.
Баныкин, тушуясь, закивал.
— Никогда б не подумал, что он во что-то замешан.
— В том-то и дело, — тяжело заговорил Матюша. — В том-то и дело, что он замешан. В остальном разберутся без нас.
— Тут какая-то грязная история, — избегая смотреть на мать, сказал Баныкин. — Я хотел размотать ее с вашей помощью.
— Грязь, грязь, — с нервным упорством подхватила мать, тиская руки, ужасная грязь. Это все из-за этой девчонки. Это она его подстрекает!
Баныкин изумился. Он откинулся на спинку стула.
— Неужели из-за девчонки?
— Да, да! Я сама ее видела ночью. Она пряталась тут во дворе.
— Какое это имеет значение? — остановил ее Матюша.
Мать испуганно посмотрела на него.
— Мы еще до вас решили: надо сообщить в милицию. Ведь правда, Матюша, мы так решили? — захлебываясь словами, растерянно твердила она. — Надо просить, чтобы его поскорей в армию взяли, не дожидаясь срока. Его нужно поскорей забрать от нее.
— Сообщить в милицию недолго.
— Я могу сказать одно. Он был обеспечен всем необходимым.
Больше того, он получал деньги и на сигареты и на кино. Мы сознательно шли на это, чтобы отсутствие денег не толкнуло его на что-нибудь такое, глухо, с усилием говорил Матюша.
Он поставил на стол локти и подпер ладонями голову. — Хотя, возможно, что не на все ее прихоти хватало. За это не поручусь.
— Прошлый год, когда на шаланде плавали, — сказал Баныкин растерянно, такой был старательный парнишка…
— Шаланда ничего серьезного не могла ему дать. Блажь одна. Распущенность, и ничего больше, — веско сказал Матюша.
— Ну, как сказать. Там у нас был случай… Так он здорово проявил себя.
Когда шел сюда, Баныкин собирался сделать строгое внушение родителям, чтоб знали, какая ответственность возлагается на них, — ведь в случае чего им придется брать сына на поруки.
Но разговор велся совсем не так, как надо. Стараясь держаться официально, он сказал:
— Допустим, вскроется тут уголовное преступление. Тогда что?
Мать, переводившая с Матюши на него воспаленные глаза, всхлипнула.
— Матвей Петоович вырастил его, он ничего для него не жалел. Боже мой! Учись только, пожалуйста. Получи законченное образование А он что сделал? Теперь ведь узнают на фабрике у Матвея Петровича… Ведь это железо по весу сдают.
— Если вскроется, что этот железный хлам, — сказал Баныкин, — который он куда-то волок… Его ведь тогда привлекут.
Матюша сложил газету, сурово провел ладонью по линии сгиба.
— Это будет для него хорошая встряска.
Под окном на улице кто-то громко вздохнул и пошел прочь, тихо шаркая подошвами.
— Матвей Петрович был для него всегда лучшим примером во всем. Это общее мнение всех, — еле слышно сказала мать.
Она сидела на стуле с окаменевшим лицом, теребя пряжку на своем поясе. — Может быть, его простят. Как вы думаете? Ведь он еще пока несовершеннолетний. К нему должны снисхождение иметь…
Матюша опять подпер ладонями голову, сурово, несчастно уставился в стол.
У ворот поджидала старуха Кечеджи. Она стояла сгорбившись, по-детски наивно прикусив палец во рту.
— Товарищ начальник!
— Ну, я товарищ начальник.
— Как же так! Родное дитя!