Земное жилище

Как сестра милосердья, спускается пена,
чья босая ступня — это ландыш с луной,
на песок по отвесу лазурного крена.

И, курчавясь на береге белым руном,
усыпает его слюдяными цветами,
и скалу пеленает стерильным бинтом.

Где берет она столько крылатого снега,
столько перьев архангела,
если не с неба?

Где берет она, как не у пекарей неба,
столько белых буханок
пушистого хлеба?

Расстилается скатерть вселенского пира,
и забвенье со сном разливает волна
по шипучим ковшам на столе из сапфира.

Только смертью пропах этот пенный белок —
и не пена ли белыми трупами чаек
устилает под утро прибрежный песок?

Набегает на рифы расплавленный мрамор,
и встает на мгновенье, чтоб рухнуть во мглу,
ослепительный контур воздушного храма.

Это жидкое облако вдруг налетело,
напоролось с разлета на острый утес,
распылив до прозрачности белое тело.

Это пена в своей колеснице из соли
объезжает плантации
снежных магнолий.

Вырастает узор кристаллических друз
неземной и немыслимой архитектурой
на цементе из спрутов и скользких медуз.

Голубиная стая на кромке обрыва!
Ты ведешь в наступление белую рать
на гранитную крепость — на берег залива.

И, разбившись о скалы, несется опять
белогривая конница в пене и мыле,
чтобы снова на мокрых камнях умирать.

Чтобы лег на закате,
как память о пене,
белопенный венок на морские ступени.

Хуан Безнебесный

Зовусь Хуан, Хуан любой. Я житель
земли, вернее, пленник я с пеленок,
тень в платье, прах бродячий, прародитель,
я тот же, что и все, — Хуан Ягненок.

Моя рука любую вещь освоит —
толкать ли колесо, тушить пожары;
она мне служит, чтоб цветок построить
и повернуть ключи земного шара.

Я распахнул удел свой в чистом небе,
где проходили облака любые, —
он приносил полет, и мирный жребий,
и брызги неба — росы голубые.

Мое именье — без межей пространство —
голубизну повсюду отражало;
сияло мне маиса постоянство,
мне стадо облаков принадлежало.

Моими пекарями были птицы,
а день был житницей с открытым входом,
где радость, расцветая, колосится,
где Запад созревает огородом.

И вот пришли торговцы зеркалами,
охотники на ангелов с винтовкой
и выменяли облачное пламя
мое на бусы, дым и голодовку.

Убийцы лебедей и свинопасы,
чеканщики фальшивых слов уныло
раскрали звездные мои запасы,
и, как морозом, сор луной схватило.

Я потерял свой хутор синий, милый,
и высь, и новь, и свет, что сам посеял;
мои небесные поля — могилы,
в пустом пространстве ветер их развеял.

План золота зари уж мне неведом,
зовусь Хуан Лишенный Даже Клети,
и не роса, червяк мне стал соседом, —
я потерял сокровище столетий!