Земной Круг. Море Осколков

Потом он увидел Девятипалого: тот, совершенно голый, стоял на коленях на куче старых облезлых шкур, на его спине вздулись мышцы, голова до предела вывернута в попытке взглянуть назад поверх могучего плечища. На щеке у него красовался новый блестящий черный шрам в окружении неровных стежков. Глаза были широко раскрыты, зубы оскалились по-звериному, и в первый миг Бетод подумал, что он сейчас ринется на него, стремясь убить.

Но лицо, пересеченное свежим шрамом, тут же расплылось в нахальной улыбке.

— Ну, вождь, ты или войди, или выйди, но не стой на пороге, а то мне прямо в ж… дует.

Только тут Бетод разглядел женщину, которая на четвереньках стояла перед Девятипалым, прижатая к нему задом; проникший в палатку дневной свет позволял увидеть и грязные сальные волосы, и пот на щеке.

Бетод мог бы найти тысячу причин для того, чтобы уйти. Но Гремучая Шея уже отправился в путь. Дело нужно было сделать, и сделать безотлагательно.

— Проваливай, — сказал Бетод женщине. Вместо того чтобы немедленно повиноваться, та обернулась, ожидая слов Девятипалого.

Тот пожал плечами.

— Слышала, что сказал вождь?

Пусть Бетод был вождем Карлеона и Уффрица, победителем в двух дюжинах сражений и считался величайшим военачальником со времен Скарлинга Простоволосого. Но Логен Девятипалый уже несколько последних лет наводил на него ауру страха. Ауру смерти. Такую же, как и та, что окружала Шаму Бессердечного, только сильнее, и с каждым выигранным поединком, с каждым убитым человеком эта аура усиливалась.

Там, куда могли дотянуться руки Девяти Смертей, господином был он.

Женщина вскочила и, проскочив мимо Бетода, поспешила вон из палатки, подхватив на бегу одежду, но даже не задержавшись, чтобы набросить на себя хоть что-нибудь. Одним мертвым ведомо, какое облегчение она могла испытывать. Бетоду нужно было лишь поговорить с Девятипалым, но и то у него живот подтягивало от волнения. А уж представить себе, что может испытывать женщина, которой он овладевает, он просто боялся. Он бросил один, последний, тоскливый взгляд на дневной свет и позволил пологу упасть и запереть его в полумраке вместе со старым другом. Старым врагом.

Девятипалый растянулся на спине поверх грязных шкур, как будто находился один, с широко раскинутыми руками и ногами; не успевший совсем обмякнуть член свесился набок.

— Нет ничего лучше, чем вдуть средь бела дня, верно? — обратился он к потолку палатки.

— Что? — Бетод немало гордился тем, что его никогда и никто не мог застать врасплох. Но в последние дни Девятипалый едва ли не каждым своим высказыванием выводил его из равновесия.

— Вдуть. Потрахаться. — Он приподнялся на локте. — Вождь, ты трахаешься?

— Есть у меня такое в планах.

Девятипалый сморщил нос.

— Что-то здесь воняет потрахушками.

— Это от тебя.

— Э-э?.. — Девятипалый понюхал собственную подмышку и вскинул рассеченную несколькими шрамами бровь в знак согласия. — Так вот, тебе следует потрахаться. Днем. Или еще когда. У тебя вид встревоженный.

— Я встревожен, потому что половина Севера желает моей смерти.

Логен осклабился в ухмылке.

— Моей смерти желает весь Север. Но ведь ты не видел, чтобы я хмурился, верно? Если что и можно сказать о Логене Девятипалом, так это то, что он всегда смотрит на жизнь со светлой стороны. — Бетод скрипнул зубами. Не услышь он эту фразу сейчас, ему не пришлось бы долго ждать ее. — И у твоей жены, когда я видел ее давеча, тоже был встревоженный вид. Вчера, что ли? Или позавчера? И кому, вообще, нужна женитьба без траха? В этом весь ее смысл.

Бетод не знал, что на это ответить. Из-за духа, стоявшего в палатке, у него путались мысли.

— Ты взялся, что ли, объяснять мне, что такое женитьба? Ты?

— Мудрость есть мудрость, независимо от того, из какого источника она почерпнута, согласен? В смысле, человек может быть либо е…рем, либо бойцом, так я все-таки больше боец. Если что и можно сказать о Логене Девятипалом, так это то, что он боец, но потрахушки скрашивают жизнь…

— Сюда едет Гремучая Шея, — перебил его Бетод.

— Сюда?

— Да.

Девятипалый нахмурился.

— Тогда, пожалуй, мне стоит одеться.

— А это мысль.

Но, к сожалению, она так и осталась мыслью. Логен подтянул колени к лицу и с быстротой змеи взлетел на ноги, выпрямился во весь рост, вытянул руки и растопырил пальцы. Свои девять пальцев и, конечно, обрубок.

Бетод сглотнул. Он готов был поклясться, что этот негодяй стал еще больше. Он и сам был не маленький, но Девятипалый возвышался над ним на полголовы — масса перекрученных шрамов, мышц и твердых, словно деревянные, сухожилий, похожая на машину для убийства, которой создатели не позаботились придать приглядный вид. И поза его являла собой гордыню, и ненависть, и презрение ко всему миру и всем и каждому, кто в нем существовал. Презрение и к Бетоду, который вроде бы был его вождем.