Земные наши заботы

возьму у нее и привезу в гостиницу. Заодно и с билетом на поезд помогу.

Что ж, я распрощался с интереснейшим собеседником (две недели как два дня

пролетели), уехал в Шадринск, в гостиницу, чтобы переночевать, выспаться, а

днем и на поезд. Решил: не видать мне статьи.

Под утро я проснулся от шума за окном. Слышу, у гостиницы остановилась

машина, в гулкой предрассветной тишине хлопнула дверца. Похоже, что уазик —

только у него так хлопает дверца. Подумал — Мальцев?.. Глянул на часы — нет

и шести. А он, если и приедет, то не в такую же рань. Но — стук в дверь.

Открываю — Терентий Семенович... С каким-то пакетом в руке. Статью, значит,

привез

— Ты вчера уехал, а я все думаю: что-то еще хотел прочитать тебе, да не

прочитал. Только под утро вспомнил, — почти виновато проговорил Мальцев,

снимая пальто и к столу присаживаясь. Сел, придвинул к себе настольную лампу

и — извлек из пакета «Письма об изучении природы» Герцена. — Вот,

послушай...

Он читает, я слушаю и пытаюсь, не производя лишнего шума, одеться — не

приходилось мне еще вести беседу в таком вот виде.

— А это сам почитай...

Терентий Семенович отдал мне книгу, откинулся на спинку стула. Я уже

говорил, слушать он готов часами. Слушает и думает. Ему лучше думается,

когда слышит голос. Мысль, давно высказанная, как бы оживает, с нее спадает

налет времени, и звучит она уже в устах современника, даже собеседника, с

которым можно и поспорить.

Читаю:

— «Среди всего этого явился человек, который сказал своим современникам:

«Посмотрите вниз; посмотрите на эту природу, от которой вы силитесь улететь

кудато; сойдите с башни, на которую взобрались и откуда ничего не видать;

подойдите поближе к миру явлений — изучите его. Вы ведь не убежите из

природы: она со всех сторон, и ваша мнимая власть над ней — самообольщение;

природу можно покорять только ее собственными орудиями; а вы их не знаете;

обуздайте же избалованный... ум ваш настолько, чтобы он занялся делом, чтоб

он признал несомненное событие вас окружающей среды, чтоб он склонился пред

повсюдным влиянием природы — и начинайте, проникнутые уважением и любовью,

труд добросовестный».

— Это Герцен взгляды философа Бэкона излагает, — пояснил Мальцев

задумчиво и тихо. И посоветовал: — Умная книга, посмотри, будет время.

— Читал, — говорю.

А он мне:

— Читать мало, вникнуть надо, изучить. Изучить, чтобы уразуметь —

властвует над природой не механизированный человек, не грубая сила, а

человек, овладевающий знанием общих закономерностей. Грубая сила может лишь

разрушить природу, тогда как разумная власть — украсить и обогатить.

Украсить и обогатить настолько, насколько человек овладел знанием ее

законов.

Терентий Семенович оделся, уходить собрался.

— И все же жаль, без вашей статьи уезжаю, — вырвалось у меня.

— Да привез же я! — ответил он. И извлек ее из того же пакета,

перепечатанную и подписанную. Это его размышления о планировании,

агротехнике и урожае, или точнее, как хозяйствовать, чтобы каждый год быть с

хлебом.

Я проводил Терентия Семеновича до машины.

— Домой сейчас?

— Нет, в лесхоз надо заехать, березовых дровишек выписать. Добрые хозяева

с лета запасаются, а я вот до зимы дооткладывался.

И уехал Вечером ему выступать (попросили) в комсомольско-молодежном клубе

«Родная земля». Завтра — перед студентами в педагогическом институте по

случаю какого-то юбилея (письмо прислали и звонили несколько раз). Потом в

местную школу приглашали заглянуть, с учениками побеседовать. Потом еще и

еще куда-то, на какие-то встречи, беседы, юбилеи.

А сейчас за дровишками поехал, потому что летом не успел запастись.

(летом ему некогда. Он за всю свою жизнь ни разу и в отпуске-то не был, ни

на каких курортах не отдыхал). Привезет дрова, отложит книги и рукописи,

облачится в стариковские теплые валенки выше колен, в долгополое изношенное

пальто, наденет шапку — одно ухо торчком, будет дрова колоть и в поленницы у

стены складывать. Отсюда по одной-две охапки он будет в избу носить, но

дровишки эти, не успев просохнуть, будут шипеть в печи и чадить.

Уехал Терентий Семенович, и мне тоскливо-тоскливо сделалось, будто с

отцом своим я расстался. Будто я, здоровый человек, способный и дров

наколоть, и многие другие работы поделать, не сделал ничего. Ни я не сделал,

ни сельские школьники, ни члены молодежного клуба, ни районные руководители,

которые чуть не каждый день с разными просьбами к нему обращаются.

Все мы охотно приглашаем его в гости, любим его и аплодируем ему.

Получаем от него все, что нам хочется получить И ни на минуту не

задумываемся, что отвлекаем его от дела, от заботы «о сохранении всей

возделываемой площади земли в состоянии постоянной пригодности для будущих