В это время Маша не спускала взгляда с Елизара, будто мысленно передавала ему слова, но как сказал Елизар, это всего лишь передача эмоций. Волчьи глаза гипнотически застыли на моем парне, который в свою очередь, будто прислушался к голосу, который не слышала я.
– Она говорит, что ты хороший человек. Ты ей нравишься, – нахмурив брови перевёл Елизар. – И ей жалко, что вам не удастся познакомиться ещё ближе. А ещё ей страшно.
Последнее предложение Елизар произнёс будто в трансе. Его взгляд блуждал где-то за пределами этого мира. Волчица сердито прорычала, но увидев мой испуганный взгляд снова испуганно прижала уши к голове. Я не знала, чего она боится. Елизар вовремя осёкся, извинился перед ней за то, что проник в её голову намного дальше, чем положено. Но вариантов было не так-то и много. Чего может боятся человек, обернувшийся до конца своей жизни в животное? Страх перед новой жизнью? Возможно.
– А могу я её навещать там, куда она уйдёт? – спросила я у Елизара, поглаживая Машу по загривку.
– Нет. – Коротко ответил Елизар и строго посмотрел в мою сторону, ставя точку в этом вопросе.
В последнее время для меня стало слишком много «нет». Это заставляет задуматься, заставляет начать сомневаться и бояться, что я снова могу перейти какую-то границу, которую обозначил в своей голове Елизар. И с каждым разом я все больше чувствую себя ребёнком, который нашкодил, разбив дорогую вазу. Сколько должно пройти времени, чтобы эти осколки начали причинять мне настоящую боль?
– Пойдём позавтракаем, – положил свою руку мне на плечо Елизар. – Ты должно быть голодна.
– Немного, – посмотрела я на Машу, которую мне совсем не хотелось оставлять в одиночестве в этом грязном и пыльном гараже.
– Она хочет, чтобы ты позавтракала, – произнёс Елизар.
– Эту байку ты можешь и сам придумать, зная, что я не могу её проверить, – нахмурила я брови.
Волчица пару раз полаяла и её глаза засияли. Она будто смеялась. Елизар тоже расплылся в улыбке после моего умозаключения. Но я уже не могла лгать о том, что абсолютно не голодна – желудок торжественно прокричал «еда!».
Я обещала Маше вернуться снова, прежде чем она уйдёт вечером, когда уходила с Елизаром держась за руки обратно в дом.
На скромной кухне, куда мы с Елизаром прошли, не доходя до гостиной, в которой все ещё находились взрослые, на столе нас уже ждала еда, которую заботливо вероятнее всего приготовила мама Маши.
– Дети, там на столе еда приготовлена. Ешьте, – раздался заботливый женский голос из гостиной.
Я была права.
– А где остальные ребята? – поинтересовалась я у Елизара, когда он протянул мне мою тарелку, в которой лежала румяная жареная картошка с зеленью.
– Игорь мчится из Казани, Света поехала встречать Женю, Сергей наверху надрался от горя и дрыхнет. Он всю ночь просидел с Машей. Тимур, – произнёс имя одного из друзей Елизар и его глаза зло сверкнули. – Сидит в своей комнате и не выходит.
– Он вчера… – хотела я сказать правду о парне, на которого тоже сердилась, но Елизар прервал меня.
–… сбежал, как трус, сукин сын. Из-за его трусости ты могла пострадать. Даже у тебя хватило смелости броситься в лес, хотя правильнее называть это глупостью…
– Так-так, – в этот раз прервала я его.
– Я готов был убить его, когда все узнал. Даже сейчас кулаки чешутся.
– Давай не будем об этом. – Жестом руки прервала я его.
– Хорошо, как скажешь. Я думаю, тебе нужно позвонить родным, узнать как они там, – предложил Елизар.
– Да, я собиралась это сделать, когда зарядится телефон.
– Хорошо, – сказал Елизар и принялся за еду.
Мы просидели минут десять, погруженные каждый в свои мысли. Елизар что-то разбирал в своей голове, над чем-то хмурился, а затем будто исчезал из этой комнаты. Понятия не имею, о чем он думает, для меня он всегда останется тайной, которую я не смогу до конца раскрыть, как бы мне не хотелось. Бывает, на секунду я поверю, что знаю его, как передо мной возникает его новая грань, которая ранее была недоступна мне. Часто я даже начинаю сомневаться в его чувствах, не смотря на его ласку и заботу. Кто я для него? Стала ли я кем-то больше, чем девчонка, с которой он проводил летние дни и слушал её нескончаемые обыденные рассказы? Нравится ли ему моя временная инфантильность или мои интересы, взгляды на жизнь? Не знаю. Всегда буду сомневаться, когда столкнусь в очередной раз с его погруженным в свои раздумья взглядом. Но как бы там ни было, я всегда буду любить его и всецело принадлежать ему. Я ему верю, верю безоговорочно. И буду принадлежать лишь ему одному.
После позднего завтрака, который можно было смело назвать обедом мы направились наверх. Когда мы проходили гостиную, взрослые на время прервали свой разговор погрузившись в молчание. Мне было знакомо это молчание, которое ни с чем нельзя спутать. У них есть свои темы, в которые нас нельзя посвящать. Ох уж это неловкое молчание.