При всей моей симпатии к «молодым реформаторам» я все-таки не могу поручиться и в их полной компетенции, учитывая существующие обстоятельства. Недурная теоретическая подготовка этих людей, очевидно, приходит в полное несоответствие с удручающей практикой в условиях постоянного давления со стороны «олигархии» и такого мощного разлагающего механизма, каким является Государственная дума, а если брать еще шире, в условиях имеющегося на данный исторический момент «человеческого материала». Не знаю, уж чего им не хватает: то ли гибкости, то ли решительности, то ли решающей комбинации двух этих качеств. Так или иначе, остатки того весеннего энтузиазма полностью рассеялись на рельсах перед бастующими шахтерами, когда правительство было практически превращено в своего рода «пожарную команду».
Несколько слов следует сказать об «олигархах». Похоже на то, что и они не очень-то готовы «олигархствовать», не очень-то представляют, как это делается. В последнее время в прессе постоянно приходилось наталкиваться на предположения о том, что существует некое «теневое правительство» финансовых магнатов. Хорошо, если бы так было в действительности. В кризисное время было бы неплохо иметь теневое правительство мудрых финансовых воротил, всяких там наших Ротшильдов, Рокфеллеров, Рябушинских. Увы, из тени в свет перелетая, люди «семибанкирщины» больше застревают в тени, вязнут там в паутине личных амбиций, мелочного соперничества, примитивных подставок, начисто забывая о судьбах страны, то есть в значительной степени своей собственной империи, делают неверные шаги и рассыпаются, как засохшие бабочки.
Совершенно очевидно, что нынешний развал российской, взятой в долг на том же Западе «стабильности» возник как часть мирового кризиса, начавшегося в Гонконге, перекинувшегося в Японию и в самом неприятном варианте вспыхнувшего в Индонезии. Известно, что даже биржи ведущих держав сейчас находятся в нервозном состоянии. Западные финансы, однако, являются весьма упругой, а временами и вязкой структурой. Говоря о дальних прицелах, американские газеты упоминают выражение президента МВФ г-на Камдессю — «скрытое благо кризиса». Прокатывающиеся по разным странам обвалы как бы дают возможность мировой системе ощутить себя как единое целое. Россия в данном случае впервые, собственно говоря, почувствовала себя нераздельной частью мировой экономики: падение мировых цен на нефть — российская девальвация — лихорадка нью-йоркской биржи и т. д.
Как ни отвратительно жить во время инфляции, все-таки ничего смертельно опасного в послевоенные десятилетия с этим не связывалось. Мне приходилось не раз бывать в странах, чьи деньги ежедневно сыпались с грохотом нулей вниз, как с чердака катится затоваренная бочкотара. Помню, как в одной стране мне говорили: тратьте ваш гонорар побыстрее, иначе от него не останется и половины в течение недели. Быстрее, быстрее жуйте, иначе за бифштекс, который вы сейчас едите, вы получите совсем неожиданный счет. Страна эта, впрочем, не развалилась, в тот год она жила, на взгляд иностранца, вполне прилично. Она развалилась позже и совсем по другим причинам. Существуют, впрочем, страны, которые десятилетие за десятилетием выпускают большие, красивые, но, увы, ничего не стоящие банкноты с видами национальных битв, но тем не менее и не думают разваливаться. Народ как-то приспосабливается жить на крутом склоне и не делает из этого трагедии.
В России, однако, другая ситуация, и в этой ситуации среди других угроз заложена одна фундаментальная, историко-идеологическая и социально-философская угроза. России выпало на долю стать полем провалившейся утопии, запущенной к действию толпой оголтелых большевиков. Здесь же произошла беспрецедентная в истории попытка поворота от утопии к человеческим формам общежития. Нынешний кризис чреват не только ухудшением жизненного стандарта, он чреват историко-идеологически-социально-философским провалом. Он может низвергнуть не только Россию, но и все человечество с драматических котурнов в вонючую парашу. Такая модель может быть продемонстрирована всем как антитеза соблазнам демократии.
Давайте называть вещи своими именами. Главным дестабилизующим, если не просто деморализирующим, механизмом в стране является Государственная дума.
Быть может, не вся она однородна, быть может, иные из депутатов охотнее пошли бы по стопам своих восточноевропейских коллег, вроде Квасьневского, отказавшихся от махрового большевизма в пользу более цивилизованной социал-демократии. В этом случае ничего не было бы страшного в том, что на место споткнувшихся правых пришли бы левые, чтобы потом, при перемене обстоятельств, по-джентльменски уйти, как это случилось в Венгрии и Польше. Наши, однако, никогда так не поступят. Чтобы не растерять своего страшненького электората, они никогда не откажутся от своего единого родства. Они и сейчас себя «чистят» под Лениным, под Сталиным, под Дзержинским, поскольку и электорат их марширует под портретами этих злодеев.