Вокруг герцога засуетились плакальщицы, они же обмывальщицы и переодевальщицы в посмертный наряд, а «бесчувственную» Лорену подхватили и отнесли в ее покои. Там лекарь зажег у нее под носом перо, и она пришла в себя.
— Мой муж…
— Крепитесь, ваша светлость. Ваш супруг…
Лорена махнула рукой, развернулась и уткнулась лицом в подушку. Плечи женщины затряслись в безудержных рыданиях.
— Оставьте меня.
— Но ваша светлость… — вякнул, было, лекарь.
— Оставьте меня одну!
Повторного приказа никто ослушаться не осмелился.
Все вышли, и только спустя минут пять, убедившись, что осталась одна, Лорена оторвалась от подушек.
Заплаканная?
Вот уж — нет!
И не заплаканная, и не растрепанная, а вполне спокойная и довольная жизнью.
Теперь она вдова, и в этом положении есть свои плюсы и минусы. С завтрашнего дня она начнет претворять свои идеи в жизнь…
Дверь скрипнула. Лорена едва не вызверилась на вошедшего, но потом узнала брата, и успокоилась.
— Лоран!
— Слуги прибежали чуть ли не в панике. Кричат, что ты в обмороке, что можешь покончить жизнь самоубийством…
— Пусть и не мечтают.
— Пусть. Хорошо играешь, сестренка.
Лоран присел на кровать рядом с сестрой. Лорена вздохнула, и уткнулась лицом в его серую рубаху.
Мужчины в Ромее одевались достаточно просто — в Аллодии, во всяком случае.
Штаны, заправленные в сапоги, нижняя рубаха, поверх нее обычная рубаха, и жилет сверху. Шляпа на голову. Это одежда повседневная.
Разумеется, жилет можно было заменить на куртку, или накинуть сверху плащ, а жилет поменять на камзол, фасоны и ткани тоже разнились, как и вышивки, и прочее, но общий стиль оставался неизменным. И Лоран с удовольствием следовал ему, потому что штаны отлично показывали его длинные стройные ноги, да и мужское достоинство у него было хорошее, можно не скрывать, пояс подчеркивал тонкую (до сих пор!) талию, рубашки красиво облегали плечи и руки… вся его одежда, даже траурная, была из шелка и бархата. И сейчас он не изменил себе.
Лорена была в платье из серого бархата. Рубаха Лорана была выполнена из серого шелка, а жилет расшит золотом так, что траурным его назвать язык не поворачивался.
Лоран привычно погладил сестру по голове. По золотым волосам…
— Не плачешь?
Лорена фыркнула.
— Ты знаешь, сколько мне оставил этот негодяй.
— Ну, жить-то на это можно…
— Выжить — можно, жить — нельзя, — Лорена негодующе надула губы. — я к такому не привыкла.
— Отвыкла.
— Это неважно. Лоран, я хочу в столицу!
— Вот приедет эта малышка… Мария-Элена, я женюсь на ней, и мы сразу отправимся в столицу.
— Сначала в столицу, потом женишься. Понял?
Лоран усмехнулся.
— Не учи, сестренка. Обольщать малышку придется уже здесь, а ты можешь готовиться к выезду в столицу.
Лорена довольно улыбнулась брату. В дверь постучали.
— Мама? Можно?
Лорена переглянулась с братом.
— Да, дочка. Можно…
К Силанте у Лорены были сложные чувства.
С одной стороны — дочь.
С другой же…
Знатные дамы не кормили сами детей (грудь потеряет форму), не нянчили их (вот еще не хватало!), они отдавали их на руки служанкам и получали обратно исключительно по собственному желанию.
Поиграть пару минут, брезгливо понюхать и отдать обратно, чтобы сменили пеленки. Неоткуда было вырасти особенной любви, неоткуда. Да и молода была Лорена, когда родила, ей не дочь хотелось, а балов, танцев и любовников. Желательно — молодых и сильных, а не таких, как старый Никор.
Так что…
Лорену коробило само наличие настолько взрослой дочери. Она искренне считала, что Силанта делает ее старше. А внешность Силанты…
Копия отца. И это также было неприятно. Злило и раздражало.
Лорена не была благодарна Никору. Вот если бы он завещал ей поместье, или побольше денег… а так!
Да она с лихвой отработала все, что ей дал Колойский! Втрое и вчетверо! Она ублажала его в постели, украшала его дом, терпела его омерзительных детей от первых браков… и втихую молилась, чтобы Брат с Сестрой забрали его поскорее! Как же он ей надоел за время брака! Весь надоел! Весь!!!
От толстого пуза до липких рук. От пирушек, которые закатывал по поводу и без повода, до старческого сластолюбия, с которым ласкал ее тело.
Когда Никор умер, она осенила себя святым ключом и порадовалась. Силанта же была копией отца. Внешность, ум, манеры, характер… Лорена смотрела на дочь, а видела старика, которому продала себя. И это — не радовало.
— Входи, — отозвалась Лорена, принимая соответствующую случаю позу — безутешная вдова рыдает на плече у брата.
— Мам, а когда мы в столицу поедем?
Силанта обладала также чуткостью быка на случке и трепетностью боевой колесницы.
— Когда траур кончится.
— Но это же год!
— И что? Это был твой отчим, — Лорена смотрела строго. Да, у нее были другие планы, но посвящать в них дочь?
Вот еще не хватало!
— Мам… ну мне почти восемнадцать…
— Силли, — Лорена чуть смягчила свой голос. — сходи, и помолись за упокой души герцога Домбрийского. С тем, что оставил тебе родной отец, и что оставил Томор, ты будешь завидной невестой. Не для герцогов и графов, но барона или второго сына в знатном семействе мы тебе найдем.
Силли сморщила нос.