Лайна стояла во весь рост – в длинном платье, распахнутой шубке и в жемчугах. Королева Кэролайн. Высокомерная, холодная, чужая. Бело-голубые жемчужины светились в замысловато уложенных волосах и на шее, на тонких ключицах. Ее лицо постепенно менялось, делалось родным, любимым, и надменная королева превращалась в горячую девчонку, хлебнувшую коктейля для влюбленных. Опьяненная, потерявшая голову Лайна сбрасывала шубку, расстегивала ожерелье; роскошное платье скользило вниз, открывая маленькую грудь, смуглый живот, худые коленки. Лайна переступала через упавшее платье, с шальной улыбкой вынимала заколки, и ее темные волосы падали на плечи, скользили по спине, оставляя открытой грудь с алым пятном прилившей крови. Вскинув руки, Лайна выгибалась, сгорая от страсти, тянулась ко мне, призывая и моля; не дождавшись, склоняла голову, так что каскад волос рушился вниз и прикрывал ее нагое тело. Затем она подбирала брошенное ожерелье и заколки, натягивала платье, укладывала локоны, накидывала шубу, надменно выпрямлялась и опять становилась королевой Кэролайн, холодной и чужой…
Меня душила злость, когда я представлял, как создавали на универсальном компе это действо. Кто-то ведь сидел перед экраном, трудился, сочинял движения. Таращился на ее припухшие от страсти губы, на выгнувшееся, зовущее тело… Убил бы!
Меня опаляло желание, когда я смотрел на любимую. Дыхание перехватывало, голова шла кругом, хотелось кинуться к портрету, взломать его, достать оттуда Лайну, рухнуть с ней на постель… Я сдохну. Или сойду с ума.
Проклятый корабль нежно стонет, томно вздыхает, взвинчивает нервы и вышибает разум. Я не могу без Лайны. Не могу!
Я готов задушить капитана Смоллета. Зачем он вломился, зачем не позволил нам с Лайной узнать друг друга? Что теперь делать? Ведь ничего не вернешь!
Однако злость на капитана и мистера Эрроу – ведь это он принес портрет Лайны, больше некому – помогает держаться. Наверняка именно для того портрет и поставили.
Я ткнулся лицом в черный туман, которым была окутана постель. Нельзя распускаться. Станционные смотрители желали довести меня до безумия, Чистильщики ждут. Черта с два эти твари дождутся. Экипаж «Испаньолы» – крепкие парни, и я не хуже их. Надеюсь, что не хуже…
По закрывающей вход шторке хлопнули ладонью.
– Джим, друг.
– Я за него.
– Выйди на минуту, – попросил лисовин.
– Сейчас.
Я сполз с постели, выключил движение на портретах Лайны и повернул тот, второй, лицом к стене. Побрел к двери; шевелиться быстрей не было сил. На шторке висел листок со списком удивительных указаний.
Это было написано от руки – явно лично для меня. Далее шло:
Для каких психов это сочиняли? Если я и заплачу, всяко постараюсь, чтобы никто не услышал.
Мэй-дэй! Проще сдохнуть, чем отогнуть жесткую шторку и выбраться из каюты.
В коридоре терпеливо дожидался Том. Черно-рыжая маска, глаза прикрыты черной сеточкой, усы печально опустились. Тонкий, гибкий лисовин и сам поник, ссутулился. Мистер Эрроу ставил Тому защиту от RF, но защита получилась слабенькой. Первый помощник просил обходиться с Томом помягче. Я и так его не обижаю, и вообще на борту «Испаньолы» всё по-доброму. Экипаж борется с пытающимся заломать нас кораблем, и пока что мы побеждаем.
– Джим, друг, я хотел посоветоваться, – начал лисовин. – Мне совсем худо…
Я развел руками:
– Всем несладко.
– Да понимаешь… Ну просто чушь какая-то. Из-за Шейлы. Не то, что я виноват перед ней. Нет, слава богу. Но я совершенно рехнулся. Подыхаю без нее. В прямом смысле. Еще день-два – и вены вскрою, потому что не могу так. Я пошел к мистеру Эрроу. А он велел пройти по каютам и посмотреть на чужих женщин.
– Ну и сходи, раз велел, – сказал я, удивляясь. Пункт третий в инструкции – по каютам не шататься.
– Да как я пойду?! – вскричал лисовин. – Все равно что по чужим спальням подглядывать. Я же потом от чувства вины сдохну.
Пожалуй. «Испаньоле» только дай зацепку – любого замордует. К тому же я, например, не позволю пялиться на Лайну.
Том ждал моего ответа. Ума не приложу, что посоветовать.
– Мистер Эрроу объяснил, зачем это нужно?
– Дескать, надо создать свой маленький гарем и не зацикливаться на одной Шейле.
– Звучит здраво.
– Да пойми: не могу я такой рейд проводить.