Зеркала и галактики

Бедная Лайна. Как там она одна с матерью? Если мы не вернемся на Энглеланд, ее выдадут замуж, чтоб приумножить семейную казну. Ее так и так выдадут, пришла следующая мысль. Сквайр ее не защитит, Том в поместье больше ни ногой, я на ней не женюсь.

– Борт «Испаньола»-01, ответьте «Испаньоле», – сказал передатчик голосом планет-стрелка.

– Борт 01 слушает, – ответил я Грею.

– Джим?

– Я.

– Что там у вас? Никого не дозваться.

Я объяснил ситуацию. Планет-стрелок выругался и спросил, может ли Том отпустить меня в салон к нашим risky fellows. Лисовин сказал, что я волен катиться, куда хочу.

– Проверь, живы ли, – велел Грей; слышно было, что он сильно встревожен.

Я прошел в салон. «Бывший навигатор» спал, Мэй тоже. Жесткое лицо Джона Сильвера смягчилось и стало удивительно юным; большой, сильный Мэй выглядел беззащитным, словно тяжело раненный кургуар. Мистер Смоллет на первый взгляд показался мне мертвым; я долго не мог нащупать у него пульс. Нащупал-таки. Слава богу. Я проверил Рейнборо и испугался. Холодный. Дышит? Не дышит? Пульса нет. Сердца не слыхать. Кома? Диагностер бы мне. Я посмотрел на свалку снаряжения в конце салона. Разве тут что-нибудь сыщешь?

Я вернулся в кабину, доложился планет-стрелку. Лисовин вздрогнул, когда услышал про Рейнборо. Мерзкие черные клочья заплясали и ринулись к Тому, облепили голову и плечи, легли на глаза. Я провел рукой по его маске, но клочья не ушли. Внизу смутно виднелись то ли провалы в земле, то ли холмы. Не угробиться бы.

Планет-стрелок несколько секунд размышлял. Принял решение.

– Я объявлю на борту, что все погибли. Когда спросят, скажете: да, мертвы. Ребята взвоют, и может быть, эта дрянь перекинется на «Испаньолу». Если захочет.

– Нет, – глухо сказал Том; вцепившиеся в пульт руки напомнили мне руки каменных статуй в заброшенном городе.

– Борт 01, подтвердите приказ.

Лисовин подтвердил. Его била нехорошая дрожь, и налипшие на лицо черные клочья густели. Я обнял Тома за шею, но это не помогло, лишь его страх начал передаваться мне. У глаз закружились черные завитки.

С минуту передатчик молчал. Ума не приложу, как мы эту минуту продержались. Я едва различал огоньки на пульте, нарисованные цифры на бумажках расплывались, а что говорили табло, я и вовсе не видел: одни мерклые желтые пятна. Оставалось молиться, чтобы у ослепшего лисовина не дрогнули руки, да не выросла бы у нас на пути какая-нибудь скала.

– Нельзя говорить, что погибли, – прошептал Том.

На Энглеланде есть примета: если объявить живого человека мертвым и люди поверят, он может взаправду умереть. Я раньше в приметы не верил.

В кабине раздался голос Криса Делла:

– Том, Джим! Что там у вас?

Лисовин молчал, и отвечать пришлось мне:

– Ребята погибли.

– Что ты несешь?!

– Погибли, – повторил я, ведь мы получили приказ планет-стрелка.

А приметы на Энглеланде дурацкие.

– Все? – переспросил второй помощник, разом охрипнув. – И Алекс?

– Да.

– А Рей?

– Тоже.

– И Мэй? И твой Сильвер?

– И они… И Хэндс.

– Ты с диагностером смотрел?

Крис Делл надеялся на мою ошибку, на мою глупость, на чудо. Он не завоет от горя, пока не увидит трупы.

– Что показал диагностер? – потребовал он.

Я не успел придумать, что солгать. Лисовин дернулся у меня в руках и заплакал навзрыд.

– Крис! Мистер Смоллет… – разобрал я сквозь плач. И еще разглядел, что руки с пульта управления он не снял.

Делл что-то прошептал на RF-языке. Сухо, без единой слезы, рыдал Том; вокруг клубились черные клочья, сливаясь в сплошное облако. «Вмажемся в скалу, – подумал я. – Сейчас вмажемся». Сил не было бороться с этой мыслью.

– Том, подымаемся. Быстрей.

Лисовин мгновенно утих; глайдер задрал нос и пошел вверх. Меня отбросило к задней стенке кабины, а сквозь стекло на нас хлынуло черное небо. Оно давило, пыталось прижать обратно к земле, не пускало вверх. У Тома вырвался стон; глайдер продолжал набирать высоту.

– Джим, – позвал с «Испаньолы» Крис Делл, – в самом деле? Алекс мертв?

– Да…

– И Рей?

– Крис, черт возьми! – закричал я, сам себя едва слыша. – Все мертвы! Слышите?! Все!

Никогда прежде со мной не случалось истерик.

Делл наконец поверил. Его боль услышали и сочли привлекательной, а про нас позабыли: хмарь разжидилась, черные клочья соскользнули у Тома с лица, поплыли к стеклу и растаяли. На всех табло отчетливо светились цифры, ясно горели огоньки индикации. Внизу проносился поросший фиолетовым кустарником склон горы. Кусты едва не обметали брюхо нашей машины.

– Ох! – разглядев, что творится снаружи, Том взял еще круче вверх.

В лобовое стекло теперь смотрело синее искрящееся небо. Мы неслись в эту чистую, играющую искрами синеву – живые, спасенные поверившим в нашу ложь вторым помощником. Освобожденные чужим горем. Крис, спасибо. И простите нас…

– Борт 01, как вы? – заговорил планет-стрелок.

– Все хорошо, – отозвался лисовин, опуская задранный нос глайдера. – А у вас как дела?

– Явились, гады. Собрались, как в театре. Упиваются.

Меня что-то кольнуло.

– Какие они? – спросил я, пытаясь сообразить, что меня насторожило.