— Блядь, чего ты добиваешься? — глаза его наливались кровью. Я оставалась спокойной. Он заводился. Ещё один шаг.
— Хочу посмотреть на тебя в гневе.
Бинго! Он схватил мою чашку и запустил ее в стену.
— Ещё?!
— Продолжай!
Он разбил ещё две тарелки, после чего изнеможённо опустился на пол и закрыл лицо руками. Подождав несколько секунд я села рядом с ним и начала гладить по голове. Он схватил меня за запястье.
— Не трогай меня! Уходи.
— Я не уйду.
— Уйди!
— Нет!
— Не заставляй меня силой выставлять тебя за порог.
— А ты попробуй.
Он схватил меня в охапку и волоком потащил к входной двери. Уже в коридоре он встряхнул меня за плечи. Я не сопротивлялась, не кричала, не дралась. Лишь смотрела на него снизу вверх. Взгляд его прояснялся.
— Полегчало? — я сощурилась.
— СССУКА! Сама напросилась! — прокричал он и схватил меня за горло. Я была спокойна. Он смотрел на меня и тяжело дышал. А потом грубо опустил меня на колени и расстегнул ремень на своих штанах.
Мы лежали на полу в коридоре. Я водила пальцем по его шее, плечам, ключицам. Он смотрел перед собой.
— Прости! Я не должен был. Ты ни при чем.
— Глупости! Все хорошо!
— Нет, не хорошо. Прости мне мою несдержанность. Я всегда срываюсь на близких, — и повернувшись ко мне тихо добавил, — Ты, наверное сейчас хочешь уйти. После того, что я сделал.
— Нет. Ты не сделал ничего такого, из-за чего следовало бы уходить.
— Но… я практически изнасиловал тебя.
— Ты не сделал ничего такого, чего бы мне самой не хотелось.
— Ты уникальная женщина.
— Да ладно тебе. Я просто умная, к сожалению.
Опять пауза.
— Скажи, а я хороший актёр?
— Почему ты спрашиваешь?
— Понимаешь, сегодня на репетиции худрук дал мне явно понять, что я всего лишь ремесленник. Что таких как я — тысячи.
Мда… знал бы он…
— А что самое главное в актере?
— Ты хочешь знать или меня проверяешь?
— Мне интересно, что ты думаешь об этом.
— Ну, самое главное погружение в материал.
— Допустим.
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что самое главное — это энергетика. Природная. Органика. У тебя чудовищная органика. Врождённая. Ты просто не можешь быть ремесленником. Ты — творец! Ты создаёшь. Ты созидаешь. Ты творишь другую реальность на сцене. Ты меняешь реальность вокруг себя вне сцены. Это редкий дар и редкое проклятие.
— Почему проклятие?
— Тебе завидуют те, кому это не дано. И они пытаются тебя изжить. Обесценить твой внутренний свет. Творцов очень мало. Ремесленников тысячи. Ты для них — белая ворона, гадкий утёнок только лишь потому, что ты ослепляешь их. Твой внутренний свет обнажает все, что они пытаются скрыть.
— Это слишком сложно!
— Напротив — это предельно просто.
— Знаешь, в такие моменты, как сегодня на репетиции, мне хочется плюнуть на все и уйти.
— Куда?
— В никуда. Устроиться инженером и получать свои 200 рублей в месяц. Работать с 9 до 18 с перерывом на обед.
— И сойти с ума от скуки и тоски.
— Да, ты права. Но ты бы знала, как меня выбивают из колеи все эти закулисные дрязги. Я просто хочу работать. Делать то, что я люблю и умею. А все эти сплетни, козни, интриги вызывают у меня отвращение и головную боль.
Ах да… задание…
— Опять голова?
— Я уже привык не обращать внимания на головную боль.
— Очень зря.
— Это же просто от переутомления.
— Возможно… знаешь, у меня есть знакомые в минздраве и они, по большому секрету, рассказали мне о том, что в Москву, инкогнито приехали известные врачи из Израиля. Быть может съездишь к ним?
— Зачем? Мне кажется ты преувеличиваешь.
— Ну как знаешь. Просто они здесь ненадолго. И было бы неплохо и родителей им показать, — шах и мат!
— Родителей, — он задумался, — ты знаешь, да. Отец жаловался на сердце. У мамы давление…
— Вот! И, возможно, и тебе с мигренью могут помочь.
— Может быть ты и права. Но хватит разговоров! У нас, кажется, с завтрака что-то оставалось?
— Да и погром было бы неплохо убрать.
— Ах да… — и он, крепко прижав меня к себе, прошептал, — Где же ты была раньше?
— В параллельной вселенной, — нарочито буднично ответила я.
— Ну конечно! Хорошая шутка!
Общими усилиями мы быстро нейтрализовали погром, собрали осколки, вымыли пол. И вот мы уже сидим и едим пирожки, запивая их чаем. Молчим. Я вижу, что он все ещё терзается словами худрука, прокручивает их снова и снова. Пытается попробовать их на вкус с учетом новых вводных из нашего разговора. И, наконец, поняв, что слова больше никак не отзываются, он расслабляется.
— Ты первая женщина в моей жизни, которая хочет подчиняться.
— Неужели? Я? Хочу?
— Ну, то что второй день происходит на полу в коридоре даёт мне повод так думать.
— Ах ты об этом… да. это мои внутренние тараканы и демоны.
— Расскажешь?
— Да тут нечего, в принципе, рассказывать. Я сильная. Умная и сильная. Я борец. Но это так утомительно. Поэтому в постели я хочу быть слабой.