Зеркальная комната

Хотя, может, оно и к лучшему. Три пластинки, которые я принес из подвала, слишком мало подходили к моему нынешнему состоянию души: первая — «Конга» Хавьера Кугата [47]и «Компарсита», вторая — «Уеду в Санта-Клару» (на другой стороне этикетка оторвана) и, наконец, третья… Ну и ну, «сцены чревовещания»: «Смех сквозь слезы» и «Глухая шансонетка».

Короче говоря, «Тайная жизнь и скрытое легкомыслие тети Эулалии», поразившие до глубины души племянника, который хранит о ней чистые воспоминания. Впрочем, наши дети поразились не меньше, когда Адела и я по очереди признались, что в юности танцевали тиро-лиро.

Сегодняшний день — тревожный и неприятный. В особенности для тех, кто вынужден выбираться из дому в такую погоду. Я же вполне доволен жизнью: все необходимое — пишущая машинка, трубка и кофейник (я только что поставил его на огонь) — у меня под рукой, на улицу выходить не собираюсь.

В такие дни мы обычно говорим: «Сегодня будем сидеть в кресле у камина, пить чай и смотреть в окно». И курить трубку, добавил бы я. После трех месяцев размолвки трубка вновь стала моим хорошим другом.

Я уже рассказывал, какому ужасному наказанию подверг сам себя, когда решил бросить курить.

Наказание это было не единственным. Под Рождество я тоже выкинул штуку… Помучиться пришлось не только мне, но и всем домашним.

После переезда в Женеву мы всегда проводим рождественские праздники на родине, в Вальнове. В сочельник, как только дети возвращаются из школы, мы садимся в пикап и к вечеру уже прибываем в Вальнову, иногда довольно поздно, около десяти, но, несмотря на усталость после стольких часов в машине — едем мы всегда без остановок и на большой скорости, — обязательно идем к вечерней мессе. И пусть и голова болит, а ноги гудят, зато мы сразу чувствуем себя дома, с головой окунаемся в атмосферу праздника.

На Рождество погода не всегда балует нас. Хотя иногда выпадают чудесные ясные дни, когда по утрам подмораживает, воздух звенит, словно хрусталь, и светит яркое солнце. Но разве в погоде дело? Даже в холод, дождь и ненастье веселье переполняет дом, и мы ни секунды не сидим без дела. Утром мы украшаем игрушками какое-нибудь дерево в саду и мастерим ясли — Рождество так Рождество! Однажды мы нарядили миндальное дерево, растущее перед окнами столовой, украсив его лампочками, блестящими шарами и гирляндами из серебристой бумаги. В другой раз нашей жертвой стал самый большой кипарис, стоящий напротив террасы. Правда, всем пришлось попотеть — кипарис страшно высокий. А в прошлом году дети купили паяльник и сделали из железных прутьев огромную двухметровую звезду. Потом ее украсили теми же гирляндами, шарами и лампочками (они зажигались и гасли через каждые пять минут) и повесили над входом в дом.

Да, это было в прошлом году.

В этом году все было иначе.

Оставалось всего несколько дней до Рождества, когда я, как ни чем не бывало, сказал за обедом, что не смогу поехать в Вальнову, и посоветовал всем остальным тоже остаться дома.

Широко раскрытые глаза, ледяное молчание.

Если папа не хочет ехать на Рождество в Вальнову, дело плохо. Совсем плохо.

Я оправдывался. Причина вполне уважительная — очень много работы, один мой коллега болен, другой в служебной командировке в Латинской Америке, а дома у меня еще два срочных перевода, которые нужно сдать пятнадцатого января, иначе неприятностей не оберешься. К тому же старший сын в этом году работает полную неделю и не может вырваться из Женевы ни на минуту, а Эулалия получит всего неделю отпуска, ради каких-то семи дней не имеет смысла ехать так далеко.

Все-таки надо быть благоразумными.

Но родные знали — знал это и я: раньше я никогда не поступил бы так. Если речь заходила о поездке в Вальнову, я никогда не был «благоразумным», а напротив — бросался вперед очертя голову, преодолевая любые препятствия. Я перебрал бы все возможные варианты, чтобы найти выход из положения: взял бы с собой пишущую машинку, ворох бумаги и работал бы в Вальнове ранним утром хоть пару часов. А сейчас я не желал никуда ехать и выказывал удивительное «благоразумие». Да, дело действительно плохо.

Неожиданно, впервые за последние месяцы обретя дар речи, я предложил провести Рождество, как и полагается, дома, у камелька (пусть швейцарского). На следующее утро дети могут поехать на недельку в горы. На те деньги, что мы сбережем, они снимут там домик или квартиру недалеко от станции. Мы с Аделой приедем к ним на Новый год, если старший сын согласится вести машину, а потом все вернутся домой.

Что ж, дети согласились, хотя и не сразу.

Однако попытки (надо признать, не слишком настойчивые) найти домик или квартиру успехом не увенчались. До Рождества оставались считанные дни, и все уже было занято.