Зеркальные числа

– А то что? На меня в Полизей донесет вон та белка?

Она показала пальцем, и белка тут же замерла, будто ее позвали по имени, уронила орех, оттолкнулась от ветки и прыгнула прямо на стол перед нами. Я не взвизгнул лишь мощным усилием воли. От белки пахло зверем и листьями. Она понюхала бокал с вином и чихнула. Мелани рассеянно почесала ее за ухом.

– Хорошая белочка, – сказала она, глядя прямо на меня. – Ты обо мне не побежишь с кем попало сплетничать. А кто побежит?

Кровь бросилась мне в лицо. Я подвинулся так, чтобы белку не было видно никому в вагоне.

– Ты что несешь, я – офицер Корволанты! – прошипел я. – А ты – неосторожная дуреха из жопы мира, где ничего не происходит. Вот за эту белку тебя легко и просто арестуют. и возможно, сожгут, понимаешь?

– За белку?

– За белку! Военная кампания идет ни шатко ни валко. Кто-то же в этом виноват? А мне даже сестры мои семилетние когда-то говорили, что вы – семья ведьм. Прогони белку и сядь прямо, не дури.

Мелани вздохнула. Белка стащила сухарик и ускакала в кусты.

– Близнецы сестры? Наверное и сами ведьмы, ведь мы друг друга сразу признаем… Ну шучу я, шучу, прости, Ленар. И белку я не звала, она тут наверняка ручная. Не ведьма я.

Я вспомнил белокурую девочку на балконе и слетающего к ней коршуна. Вспомнил холодный палец старухи в своей груди. Все это было так сложно, а вино передо мною – так просто! Я допил бокал и налил еще. Пейзаж за окном сменился – мы выехали из русла мертвой реки и ехали теперь по бывшему городу – скелеты башен, ребра мертвых домов, пепел былого мира. Размывая его, за окном пошел дождь – бешеный серый ливень, небесные рыдания. Водосборник на крыше вагона тут же стал наполняться, вода плескалась в стекле над нами.

– Ну прости меня, Ленар, – снова сказала Мелани. – Не хотела тебя расстроить. Чем загладить? Ой, нет, ну ты что, серьезно в кусты меня влечешь?? Ты же офицер Корволанты, они же не. о!

Я не смог от нее отказаться, оставил, как запретное увлечение, как пристрастие к синим наркотическим шарикам, которые на фронте можно было купить или выменять на воду.

Седой однорукий полковник, герой схватки при Кательмо, похвалил мой послужной список и личные качества, о которых, предположительно, узнал из доносов сослуживцев и толстого паршивца Алексея.

– Мы меняем курс войны, – сказал полковник. В пышных усах его застряли какие-то крошки, но мне не хотелось смеяться, я думал о погибшем под Кательмо отце. – Наш военный ресурс уходит, как вода в песок. И именно нехватка воды у нас начнется в ближайшие годы, так что надо поднажать. Ваши таланты, мальчик, нужны Герцогству здесь, в столице, хватит с вас захудалых гарнизонов!

Я был полностью согласен с последним высказыванием. На штабных совещаниях я думал о Мелани – бежал после тремя переулками в ее съемную квартирку под крышей старого дома, там пахло розами и полынью, словно Мелани жила там всегда. Книжка в серебряной коже, которую она читала, оказалась очень старым, но заново переплетенным томом «Фармакологии и Медицины» – Мелани устроилась на курсы Добрых Сестер, а вечерами разносила еду в таверне на Штабной Площади, мои товарищи часто туда хаживали после работы.

Иногда и я шел с ними, пил вино, смотрел, как Мелани танцует по залу с подносами и тайно радовался, что она моя, и тайно боялся, что кто-нибудь узнает, что я – ее.

– Гладенькая кобылка, наверняка хорошо скачет, – говорил, щурясь, Свен Виргиль, мой товарищ и соперник в штабных попытках вскарабкаться на жердочку повыше. Я его помнил по Академии Корволанты, он был меня на три курса старше, с дядей – адмиралом Морской Инфантерии. Мне было сложно с ним тягаться в карьерных интригах, и сознание, что он желает Мелани, но никогда не получит, грело мне грудь.

Товарным поездом мне привезли Атласа, денщик Алексей так за полгода округлился, что я ахнул. Тут же приказал ему по утрам бегать с жеребцом – в пяти фурлонгах от казармы был большой пустырь, добежав до которого, можно было отлично его выездить. Мы стали частенько выезжать на учения и маневры, по нескольку недель кряду, я очень скучал по Мелани и злился на себя за это, будто потребность в ней делала меня уязвимым. И злился на нее за это, потому что это она, ведьма, вложила мне в грудь эту боль и желание, жажду, которую я мог утолить только ею, все остальное было как соленая вода, пей – не пей, только хуже.

– Ты наконец-то влюбился, сынок, – сказала мама, когда я приехал погостить. Моя спальня в старом доме была полна запахами моего детства, старыми оловянными солдатиками, книжками, мамой, которая опять целовала меня в лоб перед сном.

– Да нет, – делано рассмеялся я. – Очень много работы… карьерные возможности.

И я стал рассказывать ей про работу с личным составом, про интриги в штабе, про вражду, возникшую у меня с вредоносным Свеном Виргилем.

Мама улыбалась. За год, что мы не виделись, она сильно похудела, ее кожа казалась зеленовато-прозрачной, как поверхность воды.

– Осторожнее, сынок, – она задумчиво потрепала мои волосы. – И всегда, всегда помни, что ты в жизни не один, у тебя есть сестры, и они тебя любят.