Голос был мелодичным, невыносимо идеальным – и в то же время от него резонировало все мое тело, все кости, сосуды – до последнего, вставшего дыбом волоска на коже. Надо было отвечать, иначе я мог лопнуть, взорваться изнутри.
– Не понял. Чего я «точно хочу»?
–
Голос запнулся на мгновение, будто вспоминая непонятное слово.
–
Когда я не знаю ответа, то грублю. Дурацкая привычка.
– Тебе какая разница? Ты же все равно не дашь разрушить гнездо.
–
– В чем?
–
Золотое сияние вдруг погасло. Танцующие сполохи свернулись и опали, осыпались мертвой трухой.
Щелкнули цифры.
Три. Два.
Чего я хочу? Притащить в Кормушку контейнеры, набитые романием? Вернуться триумфатором на Парис? Прибить Гошу за его дурацкие сказки, ставшие вдруг явью?
– Погоди, – я выдохнул, – погоди. Я хочу, чтобы ты остановил время и дал мне пульт. Который валяется за обломком.
Чертыхаясь, неуклюжими пальцами в толстой перчатке я тыкал в клавиатуру, отменяя команду на взрыв.
Гоша – уже покрытый инеем, с провалившимися черными глазницами – вдруг завозился и пробормотал:
– А меня? Лебеди, вы не хотите спросить, о чем мечтаю я?
Ему ответили – но я не расслышал.
Вдруг взметнулись в черное беззвездное небо золотые сполохи, ударили огненные струи, заплясали под грянувшую мелодию. Близкий горизонт вздыбился и ударил меня по лицу.
Я лежал на спине и видел, как на черном бархате расцветают три невиданные золотые птицы: две больших и одна совсем маленькая, нежно трепещущая.
И еще что-то, что я не разглядел или не понял. Что- то знакомое, но переродившееся.
Пересмотреть бы эту картину снова: два раза по триста…
Очнулся я в рубке. Чулан остался позади.
Я три раза обшарил крохотный корабль. В нем и таракану негде спрятаться, но я все равно искал.
Гоши нигде не было.
Я забрался в пилотское кресло и закрыл глаза.
Откуда-то, издалека, прилетел тихий смех Гоши:
–
И будто легкое золотистое крыло коснулось щеки.
Когда пришвартовался к ободранному причалу, сквозь блистер терминала разделки списанных кораблей увидел приплясывающего от нетерпения Крыса.
Я и забыл о его существовании.
– Ну как?
– Никак. Нет никакого астероида с романием. Сказки это.
Он растерялся. Схватил себя за нос. Спросил, заглядывая за мою спину:
– А где Два По Триста?
– На пенсии теперь. Птичек разводит.
И пошел.
Крыс догнал меня. Сунул в руки пластиковый листок:
– Тебе радиограмма с Париса.
Сгорбившись и шмыгая повисшим носом, побрел к барной стойке.
Я прочел. Еще раз.
И еще.
«Люблю тебя. Возвращайся. У нас будет ребенок».
Айя шамана Арбузова
– Ошибка президента, – сказал Як, закуривая и на пару секунд снимая с руля обе руки. Машину как раз тряхнуло на особенно глубокой выбоине, и Лехино сердце пропустило удар – гнал Як быстро, а деревья были совсем рядом.
– Не президента, а резидента, – поправил Леха. – Президент наш не ошибается.
– Так это, не наш, – хохотнул Як. – Наш-то конечно нет. Ихний. Буш.
– Это да, – протянул Леха, чтобы что-то сказать, потому что, по правде, не знал о президенте Буше абсолютно ничего, равно как и о никаком ином президенте. Дел у него и своих хватало, вот еще политиками себе голову забивать.
– Вон поворот, – напомнил он Яку. – Притормози чуть, там грунтовка – говно.
Як притормозил, они съехали с узкой разбитой дороги на узкую разбитую грунтовку, запетляли по лесу, поднимая тучи пыли. Проехали мимо дикого малинника, мимо горы мусора под знаком «мусор не бросать» (какая-то тварь даже ржавую панцирную кровать умудрилась притащить), мимо луга, где паслась соседская племенная корова.