Зеркальные числа

Мы стояли под необыкновенно красивым закатом Алтимы – все мыслимые оттенки красного, от розового до багрового. Рядом, под прозрачным куполом – Зал Памяти. Там высокая береза, посаженная сорок лет назад – единственное на планете дерево. Крошечный, с ладонь, травяной газон. И экраны с фамилиями погибших на Парисе – от эпидемий, в первой войне, в геологических партиях…

– Я поделюсь с вами запасами сигарет, – проявил я щедрость.

– Это будет божественно. Не представляю, чем мне расплачиваться.

– Расскажите о Парисе. Что тут было?

– Ревизоры все такие? – хмыкнула она, – Вы хотите, чтобы я за пять минут рассказала сорокалетнюю историю колонии?

– Не надо официальную историю, с ней меня ознакомят ваши коллеги. Конспект впечатлений.

– Любезность за любезность. Сначала скажите мне: как там, на Земле? Все болезни победили, включая старость? Старость – это ведь болезнь, хотелось бы надеяться.

Она грустно улыбнулась, собрав морщинки у глаз, и продолжила:

– Наверное, люди не работают, кругом роботы? Как себя чувствует Его Величество Константин Третий?

– У нас императрица, Ее Величество, а не Его. Константин давно почил. Люди работают, хотя и роботов полно. В торговом флоте, например, одни автоматические транспортники. А в боевом – нет. Потому что приняли закон, по которому роботам запрещено убивать людей, эту привилегию человечество оставило себе. Со старостью боремся, она начинается после ста двадцати. Рак – победили, грипп – нет. А теперь – ваша очередь.

Она говорила долго.

Как праздновали первую годовщину Свободного Париса: с американскими горками, латиноамериканским карнавалом, немецким пивом и китайским «танцем дракона».

Как отправляли на Землю первый автоматический транспортник: в нем улетела и статуэтка оленя, вырезанная из черного вулканита пятиклассницей Юлей.

Как исчез «квадрат», и очередной робот-почтовик вернулся на планету ни с чем. Как начались паника, споры и раздоры. Первые драки между колонистами, превратившиеся в перестрелки. Самодельные бомбы из топлива для ядерных станций и торпеды, изготовленные из синоптических высотных ракет.

Жуткая вспышка, столбы атомных грибов и бегство в тундру – пешком, в толпе растерянных, обожженных, полуодетых людей. Непонятные болезни, голод и промерзающие стены туннелей, пока не наладили энергетику. Периодические блокады, лишающие поставок хлеба от соседей. Регулярные стычки, взорванные жилые туннели, сгоревшие теплицы, возведенные с таким трудом. Эпидемии оленей – явно искусственного происхождения.

– Мы вымираем, Крюков. Это я вам говорю, как биолог. Наш сектор – восемь тысяч человек. Двадцать лет назад было двенадцать тысяч. У китайцев чуть получше, у американцев – похуже, но картина подобная. Если Земля немедленно не поможет, то через пару поколений на проекте «Парис» можно будет ставить крест.

– А если объединить усилия секторов? – осторожно спросил я.

– Никогда, – скривилась она, – наши дети рождаются с убеждением, что по ту сторону тундры – смертельные враги. Такие, как я, помнят войну. А там помнят наши ракеты с ядерными зарядами.

– Что за грех висит на Громове?

– Говорят, что первые ракеты запустил именно он. Он отставник, до экспедиции на Парис служил в боевом космофлоте. Но я вам этого не говорила.

* * *

– Еще два рейса, – сказал Громов водителю грузовика. Тот кивнул, вытер чумазый лоб и полез в кабину.

Ящики и контейнеры ждали своей очереди. Те, что полегче, грузили на оленьи и собачьи упряжки.

Громов похлопал по обшивке «Джейрана».

– Отличный кораблик. А такие двигатели в мое время только начали обсуждать. Я тогда командовал корветом типа «Урал», неплохая посудина, но этот – что-то замечательное.

– Да, – кивнул я, – машина классная. Скорость и маневренность на уровне. Хороший был сторожевик. Жаль, оружие демонтировано.

Сказал и осекся.

Громов схватил меня за рукав, потащил в сторону от погонщиков. Зашептал:

– Вот, вижу нашего брата-офицера. Ты же все понимаешь, друг. С оружием разберемся: выкинем все лишнее, освободим место, установим. Есть у нас и торпеды, и лазеры – самодельные, конечно, но неплохие.

– Зачем? – не понял я.

– Как это – зачем?! – чуть не захлебнулся Громов, – да на такой машине и желтомордых, и янкесов – на колени. Да и Кормушку, раздолбаев этих без царя в голове – к ногтю. Месяц – и весь Парис наш.

– Это же война. Кровь опять.

– Разумеется, без крови не обойдется. Но не тебе же бояться крови, боевому офицеру. А целая планета к ногам Императрицы – вот это да! Будет, о чем отчитаться по возвращении. Адмиралом станешь, точно тебе говорю. А я – генерал-губернатором.

У него горели глаза, и пальцы его судорожно сжимали мой рукав.

Стало не по себе.

Я вырвал руку. Сказал:

– Нет. Этого не будет.

– Твое последнее слово? – прищурился Громов, – хорошо подумал? Я ведь могу попросить не тебя, а твоего шкипера. А уж девку заставить – раз плюнуть. Против девок методы – мои самые любимые.

Я схватил его за грудки, зашипел в лицо:

– К Саше подойдешь – я тебе нос отгрызу. А печень твою…

Не успел договорить. Громов сунул мне в живот парализатор.